Наш Ближний Восток

А 120 депутатов парламента подписали письмо, требующее разбирательства «политической компетентности» Банисадра. На площадях и в печати вакханалия угроз и оскорблений Банисадра… Начали арестовывать сотрудников аппарата Банисадра. Конечно, в сообщениях говорится, что их застали, когда они «жгли секретные бумаги»…

Это был конец, который скоро стал всем известен: Банисадр улетел тайно на самолете во Францию… почему-то вместе с вождем моджахедов Раджави. И начал там выступления против режима. Вновь в Париже.

Так совершилась, образно говоря, «третья революция» – она закрепила у власти безраздельное господство духовенства.

Хомейни переезжает в Тегеран

Не прошло и года с отъезда Хомейни из Тегерана в Кум – религиозный центр страны, как ему пришлось 24 января 1960 г. вернуться в столицу. Причиной был сильный сердечный приступ, купированный врачами, которые настояли на помещении имама в кардиологическую больницу в Тегеране. Выйдя из клиники, Хомейни остался жить в столице, на севере города ему подыскали небольшой дом, к которому примыкала недостроенная мечеть. Узкие переулки, подходящие к дому, создавали возможность обеспечения безопасности. В этой мечети со специального балкончика Хомейни произносил свои многочисленные проповеди отнюдь не религиозного, а светского, политического характера. Раза 3–4 в неделю, минут по 50, без каких-либо бумажек, сидя каждый раз перед разной аудиторией. В небольшой зальчик мечети набивалось около двух тысяч человек. Под балкончиком, лицом к собравшимся – пасдары с автоматами.

Процедура начиналась так. Прибывшие уже сидят на полу мечети наиболее плотным образом, оставив обувь у входа. На балкончике в стене открывается дверь. Появляется Хомейни в черном тюрбане, черном верхнем длинном, свободном одеянии с широкими рукавами. Белая борода, угрюмое, даже насупленное лицо. Это впечатление создается густыми черными нависшими бровями.

Зал взрывается приветственными криками, скандируются лозунги, чествующие Хомейни или проклинающие врагов (имена врагов менялись в зависимости от характера политического момента), в такт слогам люди потрясают рукой со сжатым кулаком.

Хомейни останавливается, не доходя до перил балкона. Он выпрастывает правую руку из-под своей черной мантии, неторопливо поднимает ее вверх, отвечая на приветствия. Затем равномерно помахивает ею всем собравшимся по очереди. Поворачивается медленно влево, никого нельзя обделить. Иногда на балкончик снизу ему протягивают ребенка. Он, не задерживаясь, как кистью, проводит рукой по его голове и дальше машет. На лице никаких эмоций не видно. Оно бесстрастно, только правая густая бровь как бы в изумлении поднята вверх, а левая от этого вроде бы опустилась.

Машет минуты две. Затем делает несколько шагов к креслу с приготовленными микрофонами. Медленно, удобно усаживается. На балкончик вместе с ним выходит кое-кто из ближайшего окружения. Чернобородый, высоченный мулла Тавассоли – нечто вроде начальника канцелярии Хомейни. Он появляется всегда. Чаще всего появляется сын – Ахмад.

Глядя вперед в пространство, Хомейни начинает: «Бессмулахи рахмано рахим…» («Во имя Аллаха всемогущего, всемилосердного…») А далее идет проповедь-лекция – беседа на определенную тему: о войне с Ираком, о могуществе ислама и всемирной исламской революции, о положении женщин, о состоянии дел в управлении страной, об обязанностях депутата меджлиса, о школах, об империализме и т. д. Его тезисы подкрепляются иногда выдержками из Корана в собственной интерпретации. Говорит он монотонным голосом, довольно простым, можно сказать, простонародным языком. Иногда повторяется, но никогда не заикается, не останавливается, мысль от него не ускользает. Жестов никаких нет. Все так и сидят, раскрыв рты.

Телевизионные камеры, расставленные в разных точках мечети, передают в эфир изображения имама, в аудитории работает искусный, но строгий режиссер.

Хомейни говорит, как бы не замечая ни телевизионных, ни кинокамер, ни аудитории.

Несколько раз приходилось видеть, как имам вызывал реакцию аудитории. Когда он с акцентом скажет: «Да будет проклят империализм Востока и Запада!» – и сделает после этого паузу – совсем маленькую, но достаточную для того, чтобы слушатели, находящиеся в нервном напряжении, могли раскрыть рты, – после этого взрываются крики: «Map бар Амрика!» («Смерть Америке!»), потом – «Map бар Шурави!» («Смерть Советскому Союзу!»). Кто-то машет руками, останавливает последний лозунг, дескать, телевидение передает.

Но бывало и иное. Ровным голосом гудит Хомейни: «Я – не ваш вождь, я такой же, как вы, это мне надо целовать ваши ноги за то, что вы сделали революцию». И здесь невиданное зрелище: в толпе не выдерживают, начинают рыдать – громко, не стесняясь, во весь голос. Вот присоединяется еще один, другой… Некоторые начинают бить себя в грудь, рвать за волосы.