Наш человек на небе (СИ)

- Храбрый мальчик, — насмешливо проскрежетал шпион в наступившей тишине. — Но ты не усвоил урок.

- Я и с первого курса чуть не вылетел.

Шпион усмехнулся, медленно поднял руку и стянул капюшон. Обнажилась маска — реброватая, пластинчатая, мрачная. Отвратительная, прямо скажем, маска. Ни один нормальный человек не станет носить такую, даже анонимно, потому что такая маска — непременно прирастёт очень скоро и намертво. Без капюшона, в размётанном плаще шпион сильно напоминал гигантскую муху с агитплаката «Муха — источник заразы!»

- Вы, все, можете уйти, — сказал шпион, неторопливо приближаясь. — Ты — подойди. И наконец отдай мне свой... «меч».

По интонациям повреждённого динамика, Коля понял, что теперь супостат, кажется, передумал его убивать. Что-то произошло; планы изменились — и Половинкин чувствовал, что, наверное, предпочёл бы смерть.  - Не устраивать же безобразие в присутствии генерала, — закончила скрежетать «муха».

Коля оглянулся: в противоположном конце ангара, широко расставив ноги, стоял Рокоссовский. Он хмурился, прищурив светлые глаза. Ладонь генерала лежала на эфесе шашки. К сапогам парадной формы жался и скалил клыки встопорщенный Гитлер.

А рядом с Константин Константинычем стоял СтАрик... то есть Старкиллер. То есть уже не стоял, а бежал через ангар, — бежал стремительно и низко, в привычной своей манере, — и на ходу включал световой меч. «Ерунда», подбадривал себя Коля, бешено работая кистью, «кто со световым мечом к нам придёт — тот от светового меча и погибнет.» Движения были, в общем, несложные, молодому человеку в чём-то даже привычные. Ножевой бой у них в школе младшего командного состава НКВД преподавал товарищ лейтенант Прижимченко — а это лютый был товарищ. Ну и в лагере с осназовцами Коля дополнительно поднатаскался. Кто ж знал, что вот так вот пригодится.

Кто ж знал, что приёмы ножевого боя окажутся настолько эффективными против сложной, странной, изощрённой техники шпиона?.. ...Когда Старкиллер и шпион сошлись посреди ангара, — Коля благоразумно убрался с дороги, — всем показалось, что коричневая фигура будет повержена легко и быстро. Старкиллер сходу обрушил на противника такой град ударов, что «муху» стало даже жалко.

Багровые клинки сталкивались и разлетались; ангар гудел отражённым звуком. Коля смотрел заворожённо — он впервые видел настоящий поединок на световых мечах, впервые наблюдал в схватке этих загадочных «ситхов»; и все вокруг застыли в изумлении и трепете. Некоторые бойцы поднимали оружие, но стрелять не решались.

Маленькая зелёная фигурка, подрагивая трогательно тонкой шейкой, доверчиво прижалась к Колиной подмышке.

- Двуул? — машинально удивился Половинкин, не отрывая глаз от поединка. — А ты как здесь очутился?

Но родианец молчал, вместе со всеми переживая ярость и яркость боя. Тщедушное тельце его мелко подрагивало, и Коля в неожиданном приступе нежности прижал чумазого бедолагу к себе. Тот всхихикнул и отстранился.

- Двуул! Ты боишься щекотки?!

- О, Кавила!.. — сказал механик, указывая присоской на сражающихся ситхов, — смотри: хорошо-хорошо!..

Зрелище сталкивающихся багровых клинков, прямо скажем, производило впечатление.

Шпион стоял почти неподвижно, только лишь отражая удары. Ученик Вейдера кружился вокруг него, бил беспрерывно, прорубая защиту, вкладывая в  каждую атаку мощь, мастерство, ярость. Его меч вращался, как резец в токарном станке, стачивая... нет. Нет, показалось. Шпион стоял. И отражал все удары.

А затем в один миг, когда движения Старкиллера чуть замедлились и стали не так точны и яростны, «муха» ударила его, в знакомой уже манере — коротко и быстро.

Старкиллер всё же был очень хорошим бойцом: он успел отстраниться. Багровый клинок шпиона не рассёк ему грудь, лишь на несколько сантиметров вошёл под правую ключицу.

Юноша упал на колени, выронив погасший меч. Он вскинул левую руку, защищаясь, складывая пальцы в какой-то знак, и Колю словно из ушата окатило — так холодно стало в ангаре. Шпион уже отвёл оружие для второго, последнего удара, но вдруг отпрыгнул в сторону.

Командующий Особым Белорусским фронтом генерал-лейтенант Рокоссовский снова занёс шашку. Клинки, — металлический и огненный, — схлестнулись. Срубленная пластина златоустовской стали с тусклым звоном упала на палубу.

Шпион выкинул левую руку и схватил Рокоссовского за горло, одним усилием отрывая от пола. Коля, сбрасывая наконец оцепенение, ринулся на помощь — и все вдруг ринулись, по-прежнему не рискуя стрелять. Но прежде, чем кто-либо успел хоть что-то предпринять, в вытянутую коричневую руку впились клыки.

Трусливый, обжористый, слюнявый пёс с обидной кличкой Гитлер обожал Рокоссовского — да и то сказать: трудно было не любить Рокоссовского. Знал пёс, что наверняка будет убит, — не мог не чувствовать звериной своей сутью, — и всё же прыгнул на обидчика.