Наш человек на небе (СИ)

Нередко бывает и так, что солдат сознательно закрывает глаза на известные ему недостатки товарищей, идеализирует окружение, потому что слишком остро нуждается в душевном комфорте — и чувствует, что отсутствие душевного комфорта убьёт его вернее, чем предательство соратников или командования...

- Мы имеем врагов внешних, — сказал Сталин, аккуратно смещая акценты. — Мы имеем врагов внутренних. Об этом нельзя забывать, товарищи, ни на одну минуту.

- Но здесь — кто? — риторически вопросил штурмовик. Смуглая маска его лица дала заметную трещину; заметную опытному взгляду Лаврентия Палыча. — Кто — здесь?

Сталин неторопливо покачал трубкой над фотографиями устройства:

- Вредители есть и будут, пока есть у нас классы, пока имеется капиталистическое окружение. Наивно было бы думать, что в Империи дело может обстоять сколько-нибудь иным образом.

- Я должен сообщить о диверсии командованию Легиона, — заявил Окто, явно желая избавить себя от груза ответственности. Самостоятельно делать  выводы и принимать решения — что может быть тяжелее для честного человека!..

- Мы известили полковника Септена об инциденте. Как и капитана Игнази. Но Вас мы просили бы выступить в качестве эксперта по... оборудованию Имперского производства. Никого более высокого по званию рядом с лордом Вейдером сейчас нет.

Окто действительно оставался возле постели Вейдера практически неотлучно, с того самого момента, как товарищ Калинин встретил автобус со штурмовиками и провёл их в Сенатский дворец. Бойцы в белоснежных матовых доспехах и сейчас держали вахту возле комнаты, на скорую руку превращённой в больничную палату. Их круглые закрытые каски грозно зыркали по сторонам, руки сжимали оружие; бойцы были готовы защитить своего полководца... после драки.

Окто огладил ладонью полусферу шлема:

- Я отослал запись командованию.

Берия переглянулся с ласково оскалившимся Судоплатовым, но прежде, чем тот успел бы свернуть разговор на обсуждение шпионских кинокамер, капитан инопланетного «осназа» продолжил:

- Владыка Сталин. Разрешите подать запрос.

- Подавайте, — склонил голову Иосиф Виссарионович. Всю беседу он выдерживал этот тон — спокойный, величавый, гордый. Лаврентий Палыч видел, что Сталин, — разумеется, вполне осознанно, — копирует манеру поведения лорда Вейдера. И, разумеется, не полностью: пафосного чванства в товарище Сталине не было напрочь, и там, где Вейдер демонстрировал агрессивную надменность, Иосиф Виссарионович действовал с неизменно доброжелательным вниманием к собеседнику, мягкостью и обезоруживающей теплотой. При этом он тонко скопировал те особенности, — внешние особенности, — поведения Вейдера, которые счёл важными для оказания влияния на Окто.

Чем ты могущественней — тем больше дивидендов принесёт тебе доброта. К сожалению, только при правильном её оформлении.

- Владыка Сталин, — сказал Окто. — Верно ли я понимаю, что баллон с токсином привёл в негодность Лорд Половинкин?

- Это так, — ответил Сталин.

- Вы сказали, это была случайность? — уточнил штурмовик. Иосиф Виссарионович улыбнулся — впервые за вечер.

- Это была случайность, — подтвердил он, глядя Окто прямо в глаза.

- Владыка Сталин, — торжественным голосом произнёс капитан штурмовиков, незаметным движением ладони проводя по шлему и сразу же опускаясь на одно колено. — От лица всего Легиона... и лично от себя благодарю Вас и Вашего падавана за спасение жизни Владыки Вейдера.

- На здоровье, — радушно сказал товарищ Сталин.

 - За здоровье!

- За победу!

- За Сталина! — кричали люди, понимая, что без Сталина побед не бывает.

Они кричали и смеялись и поднимали «здравицы» и ели печёные побеги картофеля, и Юно не отставала ото всех и обжигала нёбо и смеялась и, как умела, повторяла смешные русские слова.

Девушка уже неплохо выучилась земному диалекту; конечно, она хитрила: переключала клипсу в режим обратного перевода, произносила отдельные слова и повторяла тихие подсказки транслятора. После нескольких повторений слово запоминалось, из слов складывались фразы — короткие, затем длиннее. Где не хватало слов, пользовались жестами и улыбкой; если разумные действительно хотят понять друг друга, хватит и улыбки, и доброго молчания.

- Колька! — кричали с того конца стола. — Колян! Ты смотри, а... Я ж тебя вот таким помню; помню, как ты в комсомол вступал!..

- «Комсомол»! — отвечали с этого. — Что «комсомол»? А я помню, как он на пионерской клятве спотыкнулся! Помню-помню! И как на родниках... Половинкин смеялся и мотал светлой головой. Блестели капли пота — температурный режим в помещении регулировали вручную, без термостатов, и явно перестарались. Обычно Юно терпеть не могла жару, но сейчас растворялась в ней, пряталась, как в скорлупе СИДа. Коля рассказывал про войну — рассказывал мало; и про свои встречи с Владыкой Сталиным — ещё сдержанней, ещё торжественней, так, что замолкали старики, и дети тоже слушали затаив дыхание, хотя рассказывал Коля очень немногое. Юно и не подозревала, что он умеет так виртуозно... нет, конечно же, не врать — умалчивать.