Наш человек в Киеве

В толпе нападавших постоянно происходило движение — те, кто успел нанести пару ударов, организованно отходили в сторону, чтобы к лежащему на полу охраннику могли подойти те, кто еще не успел поучаствовать в движухе. Охранник закрывал лицо руками и громко стонал после каждого удара. В толпе раздавались смешки:

— Что, не нравится угощение, зеленый человечек?

— Попробовал, москаль, украинского кулака?

— Так каждому сепару будет наказание, всех гадов накажем!

У боевиков получилось выдернуть из цепи еще одного охранника, и его так же жестоко принялись бить неподалеку. Этот неудачник уже не стонал, а жалобно выл, умоляя не калечить его ради малолетних детей и беременной жены.

— В Кремле будешь про своих детей сказки рассказывать, гнида москальская, — отвечали ему, пиная лежащего. Потом я увидел, как из цепи потащили третью жертву, и опустил камеру — мне стало физически противно снимать.

— Это правильно, не надо это снимать, — поддержал меня голос за спиной.

Я обернулся — там стоял один из лидеров боевиков, рослый мужик в красно-коричневом камуфляже и кожаной кепке с надписью: «УПА».

— Снимай лучше на улице, там митинг, речи толкают, и все такое. А сюда мы потом тебя позовем, как здесь закончим, — сказал он мне, нехорошо ухмыляясь крупным щербатым ртом, и я не стал спорить, направившись к выходу. А позади раздавался совсем уже истошный вой охранников — их били нарочито показательно, чтобы сломить дух оставшихся защитников здания.

На улице было по-прежнему многолюдно. Толпа женщин стояла аккуратным полукругом на площади перед входом, внимательно слушая речь какого-то невзрачного мужичка в потрепанном плаще.

— …власть должна прислушаться к требованиям простого народа! Долой коррупционеров и москалей! Так победим! Слава Украине!

— Героям слава! — послушно хором отвечали эти добрые женщины.

Я подошел к одной из них, на ходу поднимая камеру на плечо:

— Не расскажете болгарскому радио, что у вас тут происходит?

— Митинг у нас происходит, за свободу торговли. Мэрия хочет запретить нам торговать алкоголем, — с готовностью отозвалась продавщица.

— Это я понял. А почему бьют охранников мэрии?

— А, этих, — она равнодушно махнула рукой в сторону входа, откуда даже сюда доносились вопли избиваемых. — Так то чоповцы, частная охрана, фирма «Левый берег», их мэрия наняла охранять здание.

— А почему полиция охраной не занимается?

— Вот вы смешные вопросы задаете, — действительно рассмеялась она. — Полицейские не дураки, зачем им это надо — с правосеками рубиться, что у них, головы запасные есть, что ли? Никому неохота.

Я смотрел на нее, видимо, слишком тупо, и она сжалилась:

— Чоповцы эти получают хорошие деньги за охрану, они подработать согласились и знают, за что страдают. А полиции охранять мэрию никакого резона нет, они свою зарплату и так получат, — объяснила мне она.

— Последний вопрос — а почему охранников называют москалями, и вообще, за что их бьют?

— Так они в зеленой форме же, — снова удивилась моей беспросветной тупости продавщица.

— В зеленой форме? Только за это?

— Ну да, вы же сами видите — у них форма как у тех зеленых человечков была, которые у нас Крым отжали. Вот за это и огребают. За то, что «зеленые человечки».

Я опустил камеру и пошел вокруг здания мэрии проветрить свои запотевшие мозги.

Огромное десятиэтажное здание администрации, выполненное в стиле сталинского ампира, могло бы выдержать любую осаду, если бы об этом заранее кто-то позаботился. Но, похоже, чиновники мэрии сами не ожидали, что в поддержку обычно жалко блеющих киевских ларёчников вдруг выступят столь мощные силы, как националисты.

Впрочем, о том, что боевиков- националистов используют при решении хозяйственных споров, я слышал и раньше, но все это касалось конфликтов между коммерсантами. Идея атаковать государственное учреждение спустя два года после переворота казалась мне дикой. Видимо, я еще не проникся, как следует, идеями Революции Достоинства, чтобы правильно оценивать ситуацию в стране.

Со стороны двора киевская администрация выглядела попроще: облупившийся фасад, стоптанные до глины газоны, покосившиеся рамы в оконных проемах. У одного из таких проемов стояла толпа короткостриженых мужчин — они вели себя необычно молчаливо и энергично помогали друг другу забираться внутрь здания, куда-то в коридор первого этажа.

Неожиданно для себя я прошел вперед, к самому окну, и сильные руки безропотно подсадили меня сначала на каменный выступ снаружи, а потом на подоконник довольно высокого окна.

Спрыгнув с подоконника, я оказался в туалете, причем, судя по отсутствию писсуаров, в женском.

Внезапно раскрылась дверь, в туалет вошла симпатичная блондинка в деловом костюме. Не дожидаясь визга, я с каменным лицом пошел мимо нее. Впрочем, никакого визга вслед я не услышал — видимо, местный чиновный люд за годы после революции привык тут уже ко всему.

В коридоре мэрии оказалось очень людно — с озабоченными лицами сновали женщины и мужчины в строгих костюмах, расшаркивались, сходясь на ковровых дорожках, старые знакомые, галдели по закуткам стайки каких-то хипстеров.