Наш человек в Мьянме

– Но Маха Бандула был как раз известным щеголем, и на передовых позициях непременно появлялся с красивым золотым зонтиком, – решил блеснуть познаниями и я.

– Ну и чем это все кончилось? – скептически усмехнулся Чжо. – Тем, что британцы специально искали в подзорные трубы этот золотой зонтик. А когда нашли – сделали все, чтобы ни от зонтика, ни от его хозяина ничего не осталось.

– А если бы улицу назвали в честь генерала Не Вина? – спросил я.

– Тогда бы мы точно смогли на ней проехать только на танке…

Наконец мы выехали на Пьи-роуд, одну из двух главных янгонских магистралей. Здесь не было воды, хотя заторы из-за остановившихся в дождь машин были и тут. Начался прямой путь в аэропорт.

Мы без особого труда миновали перекресток Мьинигон («Горка красной земли», если перевести это название с бирманского) с его мрачной черной коробкой недостроенного торгового центра, затем обогнули круг с клумбой посередине и уперлись в Хледан. Это место всегда славится своими автомобильными заторами, даже когда в Янгоне не идет дождь. По иронии судьбы «Хледан» переводится как «Вереница тележек»: на расположенный здесь большой рынок издавна телегами крестьяне из окрестных деревень привозили товар для продажи. Вереницы тележек сегодня сменили вереницы автомобилей, и любой янгонский водитель имеет свою историю стояния в пробке на этом пересечении пяти улиц.

Когда мы миновали затор, Чжо вздохнул свободно. До аэропорта никаких особых препятствий больше не намечалось, и можно было не бояться опоздать на встречу, вернее, на проводы.

Уже темнело. Перед ВИП-подъездом, расположенном в самом начале здания аэровокзала, зажглись фонари, и моросящий дождь создавал вокруг них желто-голубые круги света. Машина остановилась под навесом у входа. Я открыл дверь и встал ногой на мокрый асфальт.

И вот именно в этот момент я понял, что на ботинке лопнула подошва. То есть даже не лопнула, а расползлась, как расползается мокрая промокашка, если ее тянуть в разные стороны. Ощущение было настолько новым, неожиданным и непривычным, что я, видимо, сильно изменился в лице.

– Что случилось? – спросил Чжо, видя, что я замер на месте с лицом человека, внезапно увидевшего в здании аэровокзала прославленного полководца Маха Бандулу с его золотым зонтиком.

– Ботинки… – только и смог сказать я.

Короткий отрезок от машины до входа в вип-подъезд принес мне столько новых впечатлений, сколько иногда можно получить лишь за несколько лет жизни. Оказывается, кожаный верх для ботинок – совсем не главное. Главное – это подошва, сделанная из какого-то полимерного материала. Этот полимер не выдержал мьянманского климата: он просто начал рассыпаться. Причем он разлагался по частям, и с каждым движением ноги при шаге отваливалось несколько новых маленьких бесформенных кусочков.

Я зашел в холл и проковылял к сиденьям, где обычно обслуга ожидала высоких гостей. Чжо сочувственно смотрел на меня как на человека, у которого по меньшей мере сожгли дом и взорвали машину.

– Ничего-ничего, – ободрил меня Чжо, глядя на ошметки подошвы, обозначающие мой путь от входной двери. – Главное – делай вид, что все в порядке. За тобой уберут. Сейчас мы внизу поприветствуем министра и вместе с ним пойдем наверх, в ВИП-комнату… Там посидим и поговорим…

Настало время построиться в шеренгу, мимо которой министр должен был пройти и пожать каждому руку. Я встал со стула и начал перемещаться к месту построения. К этому времени я уже освоился в новой ситуации настолько, что смог избрать оптимальную походку: это была походка лыжника-тормоза. Шаркая ногами по полу, я занял свое место в строю.

Министр был одет в черный костюм, и этим отличался от своих сопровождающих, которые поголовно были в юбках. Сопровождающие должны были остаться в Мьянме, а министр летел туда, где вид мужчины в юбке мог быть истолкован неверно.

Он шел мимо выстроенной для рукопожатия шеренги и здоровался с каждым за руку. И тут я заметил, что шеренга немного сдвигается назад, чтобы дать министру стратегический простор для рукопожатий. А значит – подвинуться назад нужно было и мне, иначе министр просто уперся бы в меня как в фонарный столб. Но тащить ботинки назад значило дать возможность отвисающим кускам подошвы задраться в обратную сторону, сломаться и отвалиться. И не исключено, что передо мной образовалась бы неприличного вида серая кучка из малоаппетитных кусков подошвы.

Поэтому, когда министр приблизился ко мне, я продемонстрировал ему такое замысловатое па, которое сделало бы честь любому марлезонскому балету. Протянув руку для рукопожатия и по мере сил изображая радость от встречи, я начал мелко-мелко семенить ногами, по миллиметру передвигая их назад. Министр пожал мне руку, внимательно посмотрел на меня и переключил внимание на следующие протянутые к нему руки.