Наш человек в Нью-Йорке. Судьба резидента

…В 1945 году Элизабет Бентли вспомнила такой эпизод: ранней осенью 1942 года она с Голосом ехала ужинать в ресторанчик в Нижнем Ист-Сайде. Неожиданно Яков попросил ее остановиться (она сидела за рулем) и сказал, что ненадолго, у него здесь важная встреча.

На углу Голос вышел и поздоровался с высоким худощавым мужчиной в больших очках в роговой оправе. Черт лица она не разобрала — был вечер, уже стемнело. Только и запомнила очки и еще темные усики. Отметила также, что незнакомец молод — по осанке и движениям.

Между мужчинами произошел недолгий разговор, после чего Яков вернулся в машину.

— Я дал этому человеку номер твоего телефона, — сказал он. — Может позвонить и назваться Юлиусом. Передашь мне, что он скажет…

Элизабет не переспрашивала: кто, что, зачем… Уже знала, что задавать вопросы, относящиеся к подобным делам, не следует. Что нужно ей знать и что следует делать — сообщит. Сам сообщит…

Действительно, таинственный Юлиус звонил Бентли несколько раз, сообщал, что ему нужно встретиться с «Джоном». Больше ничего. Элизабет добросовестно сообщала о звонке Голосу. Видимо, тому этого было достаточно. Похоже, что место встречи, даты и время были у них уже обговорены заранее. Бентли решила, что Юлиус должен жить в комплексе Никербокер-Виллидж на Манхэттене, там, где Голос впервые при ней с ним встретился.

По каким-то неуловимым признакам Бентли решила, что Юлиус — инженер. Так оно и было на самом деле. Незнакомец действительно был инженером, и высококвалифицированным. Юлиус было его настоящим именем, а фамилия — Розенберг — вскоре стала известной всему миру.

С женой Этель и двумя малолетними детьми Розенберг и в самом деле жил в скромной квартире в Никербокер-Виллидж, Мон-ро-стрит, 10. Работал он тогда на известной фирме «Эмерсен», располагавшейся на Манхэттене в районе 20-х улиц. Юлиус был убежденным коммунистом и антифашистом и на сотрудничество с советской разведкой пошел совершенно сознательно. Розенбергу был присвоен псевдоним «Антенна» (позднее — «Либерал»). Этель знала об этой стороне жизни мужа и полностью ее одобряла. Однако, будучи матерью двоих маленьких детей и домохозяйкой, помогать мужу делом никак не могла.

…Меж тем на отношения Голоса с резидентурой набежала тень. Он по-прежнему регулярно встречался с «Леонидом», на конспиративных квартирах — ни разу, иногда в кафе, чаще на открытом воздухе. Обычно в 8–9 часов вечера. Утром — в исключительных случаях, если «Леонид» должен был в тот же день вернуть «Звуку» обработанный в резидентуре материал.

«Леониду» было трудно работать со «Звуком». Он плохо знал Америку, обычаи, привычки, менталитет американцев, ранее он никогда непосредственно с агентурой не работал. Он сам потом признавался в Москве, к неудовольствию начальства, что встречи и беседы со «Звуком» давали ему в профессиональном отношении больше, чем все инструктажи в резидентуре.

Проблема возникла при первой же встрече Голоса с «Максимом». По мнению Центра, Голосу было слишком трудно контролировать всю его огромную информационную сеть. Москва считала, что Голос должен сконцентрировать свои усилия исключительно на общей политической и экономической информации, причем — получаемой лишь от нескольких особо ценных агентов, находящихся на ключевых позициях.

Первый разговор был своего рода зондированием настроений Голоса. Зарубин прекрасно понимал, что кавалерийским наскоком дело можно только испортить. У него, как у главного резидента, и без того хватало забот. Понимая, что на малоопытного «Леонида» рассчитывать не очень-то приходится, он решил подключить к работе со «Звуком» жену — «Вардо».

В возникших разногласиях, как это видится автору с позиций нынешнего дня, по-своему правы, следовательно, в той же степени не правы обе стороны. Центр, естественно, намерен был если не полностью контролировать, то хотя бы знать источники информации Голоса. В подавляющем большинстве случаев в резидентуре были известны только их псевдонимы и было некоторое представление о месте работы, следовательно, об оперативных возможностях и степени достоверности информации.

В личной беседе с Зарубиным Голос признал, что он действительно перегружен, очень устал, но никому из своих помощников передоверить дело не может. Его ближайшая помощница (имелась в виду Бентли — «Умница») может работать лишь под его руководством, но никак не самостоятельно. К тому же, добавил «Звук», его не устраивает недостаточная квалификация новых сотрудников резидентуры. Они не только неопытны как разведчики, что поправимо, но ко всему попросту не понимают психологию американцев, порой ведут себя с источниками бестактно.

Зарубин прекрасно в данном случае понимал Голоса. Разумеется, после расстрелянного Гутцайта и отозванного Овакимяна новые сотрудники, тот же «Леонид», в глазах Голоса не могли не проигрывать своим предшественникам. Тем не менее Москва и резиденту-ра, соблюдая, естественно, все жесткие законы конспирации, имели право знать, с кем имеют дело.