Наш дом

По традиции, главным событием нашей поездки становилась вечеринка на Хэллоуин. На стол ставили большую миску консервированных личи и еще одну – со спагетти в томатном соусе; дети с завязанными глазами по очереди погружали руки в «глазные яблоки» и «мозги». Затем они раскрашивали физиономии, бесились и визжали под паутиной из гирлянды, ели пирог с зеленой глазурью (слизь) и пили вишневый сок (кровь вампира) через витые трубочки.

И хотя мертвецов и зомби изображали дети, я тоже увидела в зеркале некую трансформацию. В противоречии с законами Хэллоуина я все больше походила на человека. Кажется, я смогла пережить эту ситуацию. Мне было хорошо.

Может, измена – далеко не самое худшее преступление в мире? Люди каждый день убивают друг друга, бомбят города, издеваются над слабыми, крадут у пожилых… Почему бы не простить Брама во второй раз?

Да потому, что будет третий, и четвертый, и пятый – вот почему. Я погасила свет в ванной и вместе с ним эту мысль.

– Ох, Эли, как тут красиво! – воскликнула Мерль, когда я спустилась вниз.

Кирсти укладывала детей спать на надувных матрасах. Ее спаниель Бинго вместе с лабрадором Роки отрубились на коврике в гостиной; никто не мог с уверенностью сказать, чего они успели наесться без присмотра.

– Мы все поучаствовали, – ответила Элисон, оглядывая поверх бокала «просекко» праздничную разруху.

– Да нет, я про дом. Эх, мне бы твой вкус!

Мерль никогда не была домовитой – в противоположность Элисон с ее модной отделкой и набегам чуть засветло на рынок Нью-Ковент-Гарден за цветами. Помню, Мерль как-то подстригала ногти кухонными ножницами, смахивая обрезки прямо на пол. Она может выйти из кухни с полными руками джина с тоником и выключить свет носом. В ней бурлит спонтанность, жажда жизни, которой я всегда завидовала.

И до сих пор завидую.

Мерль отпила большой глоток вина, словно утоляя жажду соком. Я заметила, что жидкость в ее бокале пузырится.

– Мерль, ты не пьешь? Что у тебя там?

Та скорчила гримасу: застукали! Если бы спросил кто-нибудь другой, она, возможно, стала бы все отрицать.

– Газировка, – призналась она.

– Только этот бокал или все время?

Мерль пожала плечами.

– Ах ты змеища! – выдохнула Элисон. – Пригрели на груди! Что происходит?

– Ничего особенного, просто осенью я не пью.

– Почему? Что-то связанное с благотворительностью?

– Не совсем. Может, мне нравится рифма? «Осенью – не пью» – звучит поэтично…

Элисон фыркнула. Это было глупо даже для Мерль, причем она знала, что мы далеко не идиотки.

– А вот я никогда не перестану пить! – вмешалась я, инстинктивно желая защитить Мерль от дальнейших расспросов. – И мне все равно, даже если бы сам Шекспир воспел трезвость пятистопным ямбом…

– Ты – другое дело, у тебя роман, – возразила Элисон. – Это всегда пьянит – во всех смыслах.

– По моему опыту, до пьянки нас доводят скорее старые отношения, – захихикала я.

Взгляд Элисон вернулся к Мерль.

Та задумчиво смотрела в кромешную темноту за окном.

– Что ж, остался всего месяц, – вздохнула Элисон.

Брам, выдержки из файла Word

После ухода Рава с напарницей я налил себе изрядную порцию водки (хватило бы свалить кабана) и принял душ, чтобы соскрести токсины дня – заискивание, жадность, холодный пот, напряжение… У меня были планы на вечер: в лучшем случае отвлекусь, в худшем – привнесу в свое уродливое существование еще одну переменную, еще одну сложность, еще один повод для сожаления.

В дверь позвонили. В прихожей я мимолетно глянул на себя в зеркало: вроде похож на человека, если сильно не приглядываться.

– Какой у тебя красивый дом! – воскликнула моя гостья.

Она была в черном – для секса, не для траура, хотя мне бы как раз подошло второе.

– Да, сегодня я уже слышал это.

Я ощутил странное подергивание на лице – не такое сильное, как в тот раз, перед Фией (думал, меня удар хватит), однако гостья все же заметила.

– Ты какой-то расстроенный. Случилось что-нибудь?

– Ничего. – Я растянул улыбку до ушей. – Просто тяжелый день. Входи, выпьем как следует.

– Мне нравятся мужчины с четким планом, – улыбнулась Саския.

* * *

– Сегодня ночью часы переводят назад, – сказала она позже, в постели, и мне тут же пришла в голову неизбежная мысль: хорошо бы их перевели обратно на сентябрь, чтобы отменить все случившееся. А может, и раньше. Насколько? На несколько лет назад, до той истории на работе. Может, именно тогда все и началось?

Ее звали Джоди. Совсем юная, всего двадцать три или около того. Помню ощущение, с которым я ехал домой из отеля на следующий день: не то чтобы чувство вины (не такое реальное, как сейчас) – скорее необходимость признать свое падение, отметить начало новой эры.

– Если бы ты могла, как далеко бы повернула время вспять? – спросил я Саскию. – Я имею в виду не часы, а месяцы или даже годы. Где бы ты остановилась?

– Нигде, – ответила та. – Никогда ни о чем не жалею – такова моя жизненная философия… Не смотри на меня так!

– Как?

– Как будто ты вдруг понял, что я – инопланетянка.

– Не ты, а я…