оформите, да хоть как-то разберитесь с ним между собой. Отец для
вас себя порвал». А тем не надо, некогда. У одной детки у другого
девки.
…И тут у Павлика – новая любовь. Девка из Москвы. Для
отмазки от армии очень даже удобно. В Москве у неё квартира, от
бабушки досталась. У мамы девки – своя квартира где-то рядом.
Пашка к ним, как к себе домой, стал ездить.
Мать – ему: «Работать надо, дом достраивать, жить пора,
хватит собак гонять».
А ему… – любовь! Понимаешь!
В итоге. Женился он. Забеременела девка.
Какая в Москве беременность? Перебралась к нему.
Московскую квартиру решили сдавать, а на эти деньги жить.
Мама стала приезжать. Потом и мама оказалось беременной.
Работу тут нашла. Тоже прописалась, понравилось ей – не в этой
Москве грязной. Водопровод в дом провели. Кое-что поделали еще
по мелочи в доме-то. Дом оформили. И тут девка на развод подала.
Повод был, не был – не знаю.
Паше – фиолетово.
А вот тут… и оказалось, что в собственности дома и земельного
участка Пашке с сестрой и матерью, на всех троих, приходится
пять процентов от общей стоимости.
А объект неделим. И суд присудил владельцам большей части
собственности выплатить причитающуюся Павлику с сестрой и
матерью сумму. А тех понудил в судебном порядке к заключению
договора на продажу своей части в неделимом имуществе.
Вот и всё!..
– А юристы-то что говорят? – мне было непонятно всё это.
– А юристы говорят, что «мы слуги закона, и, как все слуги у
нас в стране, должны получать больше, чем хозяева. Платите». А
чем им платить?
…Мы давай-ка выпьем, да закончу эту историю я тебе тем, чем
марининым и не снилось… – Карл поднял лафетничек.
- 137 -
– Ну и на хрена им этот дом? Бросили в Москве две квартиры,
– сказал я.
– А на суде-то и выяснилось, что нет у мамы с дочкой никакой
иной собственности, пригодной для проживания, на всём белом
свете. Что родились они обе где-то в Тверской глубинке. Приехали
в Москву на заработки. Что они теперь обе мамы. А квартиры в
Москве? Квартиры снимали, наверное.
Давай повторим, да я закончу, – Карл поднял опять рюмку.
Я ждал.
– А тут и мама «любви» Павлика уехала в Москву судиться с
каким-то ухарем-бабахарем по признанию отцовства её ребенка.
А там обвинила того, что она вынуждена была скрываться от
него, поскольку тот хотел её убить! – Карл довольно посмотрел на
меня.
– Так им по сколько лет? – вырвалось у меня.
– Ну… Тёще Пашкиной, я знаю, тридцать восемь.
– Надеюсь, это всё? – спросил я.
– Ну, если не считать, что Пашке на суде вручили повестку в
армию под расписку, то почти всё.
– Что, ещё что-то есть? – я уже не знал, что тут может быть.
– Так их же всех лишили регистрации. С Пашкой ясно – тут
армия, от которой он у меня сейчас и прячется. А вот с сестрой его
проблема. Оказалось-то, что они с мужем живут в гражданском
браке, а собственником квартиры, в которой они живут, является
мать сожителя, которая внука-то прописала, а её пока
отказывается прописывать.
– Ну, а мужик сеструхи Пашкиной-то что говорит?
– А что он может сказать? Он прописан в коммуналке, в
которой когда-то родился, а дом – под снос, и всем должны
выделить муниципальное жильё. А дом пока не сносят. Но и не
регистрируют в нём.
– А теперь ты мне скажи, что с матерью их что-то случилось…
По жанру, так сказать!
– С ней нормально. Если не считать того, что этот Павлик с
сестрой стали орать на неё, что «она им плохо всё объясняла,
плохо воспитала, почему не заставила их, она – мать, обязана была
…» Ну, сам всё знаешь.
…Мы сидели с Карлом и смотрели, молча, друг на друга.
Молча, смотрел на нас и Полкан, видимо, довольный, что ему
досталась наша колбаса.
- 138 -
– …Ты вот это всё не придумал? – спросил с надеждой я,
вспомнив легкий утренний снежок.
– Нет. Не придумал, – грустно сказал Карл.
– Вот тебе и Новый год, – подумал я.
–…Какой мужик был! Какой мужик! Я про Пашкиного отца
говорю!
…Как врач тебе говорю: «Больные мы все! Больные!»
О! Слышь, молоко идет, – Карл поднял палец.
Открылась дверь, и на пороге показалась довольная рожа
Никиты.
Витька выглядывал из-за спины.
У меня под правым ребром что-то ёкнуло.
– А я смотрю – нас ждут! – Никита улыбался, как новогодний
шарик на ёлке.
– Полкан, дружище, вот кому я рад, так рад. Ты даже не
представляешь себе, Полкан, что это из-за тебя приехали. Из-за
тебя. Это же сколько народ стал жрать! А сколько выбрасывать!..
А я увижу и говорю всем: «Заверните для моего друга Полкана», –
Никита сидел перед Полканом и теребил его уши.
Витька стал вытаскивать из пакетов какие-то свертки.
– А вы что, как тати в ночи, крадучись? – грустно спросил я.
– Да мы на повороте вышли. Под колеса такси какой-то «лось»
с серьгой в ухе бросился, визжал, что ему край надо куда-то.
Таксист доволен – развернулся. Мы-то ему уже двойной тариф
заплатили, а тут ещё подарок. А и хорошо. Новый год всё-таки.
– Хорошо, если за молоком в Париж ломанул, а не куда-
нибудь… – задумчиво сказал Карл.
– Молоко! Мы в этот раз взяли в признанном вами отношении
– один к двум, где один – водка.
Но, половина с вас, а свою долю молока, пять литров, мы
захватили, захватили с собой. Да, Полкан? А то опять будем по