Наш друг Нещечко (СИ)

   И вправду, я счастье дом принёс. Княжий ребёнок заболел, его почти до смерти загрызла лихоманка. Старая бабка княгиню научила: найдите того обменника да на лавку вместо сына положите. Лихоманка его загрызёт и уйдёт. Княжьи люди меня разыскали, брату и сестре денег дали, коня и корову. Сестра почуяла плохое, стала отказываться, но брат её силой удержал.

   И вот лежал я на лавке, где княжий сын ранее спал. Смотрю: ползёт ко мне чудище, глаза огнём горят, с чёрного языка слюна капает. Зубами и когтями ко мне тянется. Потом вдруг остановилась и носом стала вертеть:

   -- Не ребёнок это, нечисть лесная, на нём кикиморино клеймо.

   А я ждать не стал, пальцами ткнул лихоманке в глаза, руки ей вывернул, лапы скрутил и узлом завязал. Проковылял во двор и там в костёр бросил. Потом дал дёру с княжьего двора.

   Сестра обрадовалась, целовала меня, миловала, говорила, что пусть рожа крива, да душа хороша. Только в доме мне жить надоело. Хлеба и молока много, пиявок нет. А ещё я не выносил, когда скот режут. За это я людей невзлюбил.

   Стал в лесу жить, с волчатами играл, с медвежатами боролся. Охотников не жаловал, всегда им вредил. Но и спасал людей, из бурана выносил, из-под упавшего дерева вызволял.

   И нравилась мне такая лесная жизнь. С лешими, русалками, лесовками познакомился. Подарки им приносил. Но когда узнал, что они кровушку людскую пьют, отвернулся он них.

   На Бабе-Яге чуть не женился, молодая она была, красивая, сладкоречивая. Только однажды открыл я бочку воды попить, а там человеческие головы. Ушёл я тогда не оглядываясь.

   Однажды князя от верной смерти спас. Он перед гостями похваляться стал, что медведя на рогатину возьмёт. Только вместо самца-шатуна собаки затравили медведицу с медвежонком. Собаки медведицу рвали, а она на дыбы встала и на князя пошла. Княжич саблей детёныша зарубил. Медведица рогатину выбила, собралась князя задавить.

   Я посчитал, что это правильно, но не смог человеческой смерти допустить. Заревел, как будто сотни медведей на подмогу идут и бросился между зверем и князем. Не смогла медведица меня убить. Своим я у зверей был. Она отступила и убежала. Ей стрелы в спину полетели.

   Нашёл я её умирающей, стрелы выдернул, растёртыми травами вылечил. Из её глаз часто текли слёзы. Не от боли, по малышу своему. Тогда я и её стал мамой звать. И она быстро пошла на поправку.

   Потом я с Кладовиком и Горовиком познакомился. У Кладовика вся голова была в болючих шишках, он так страдал, что кричал. От этого крика звери и люди лишались рассудка. Я птичьего пуха набрал, мха сухого и сделал ему подушку. Кладовик излечился и стал мне другом. Горовик рассыпался, и я понял, что из-за печали -- потомство завести хотел и не мог, ведь он каменный. Принёс ему птичьих яиц, Горовик высидел их и окреп. Отблагодарили они меня волшебными способностями, мечом-кладунцом и золотыми слитками.

   Так что всем я стал другом, кроме людей. Однажды встретил молодого князя со товарищи на охоте. Старый-то на войне был убит. Князь, красавец в раззолочённой одежде, меня узнал, с коня слез, назвал лесным человеком и давай по-братски обнимать. У меня разум от такого счастья помутился.

   А князь говорит:

   -- Я знаю, что в младенчестве ты меня спас и от кикиморы, и от лихоманки. Отца моего, сложившего голову в сражении, от медведя заслонил. И теперь прошу помощи: нужно оборонить княжество от врагов.

   Тут у меня голова кругом пошла, уверовал я, что биться против врагов отечества - мой долг, как у всех людей. Нечисть-то никому ничем не обязана.

   -- Навещу сестрицу с братом и пойду с тобой на войну, врагам головы рубить.

   А дома всё было плохо: братец стал скуп и однажды его из-за полушки пришибли. Сестра плакала одна, вековухой слыла - тридцать лет уже, а замуж никто не взял, по дому дитячьи ножки не топотали.

   -- Схожу на войну, найду тебе мужа, -- сказал я и ушёл.

   Бился я люто, без брони, с одним мечом-кладунцом. Иной раз на мне рубаха и штаны все были красные от вражьей крови - хоть выжимай. Приходилось карабкаться через тела врагов, которые меня пытались окружить. Взяли мы соседнее княжество. А в покоях князь самолично вражескую княгиню зарубил и младенца в зыбке на меч поднял.

   Тут с моих глаз точно повязка спала. Говорю:

   -- Это же дитя невинное!

   А князь отвечает:

   -- Не дитя, а враг. Вырастет - мстить будет.

   Ушёл я из княжьей дружины. Пролитая мною людская кровь сердце жгла. Домой возвращаться не стал - не мог я, смертоубивец, в глаза сестре взглянуть. Нанялся гребцом на судно, которое шло в иноземье. Только первая же буря его разбила о подземные камни. Один я выжил. Выталкивала меня вода, на гребнях волн качался.