Наш друг Нещечко (СИ)

   Через какое-то время вижу: плывут ко мне чудища - морды жабьи, с выпученными глазами. Руки есть, а от пояса - рыбье тело и хвост. Это были морские девы. Наши русалочки на двух ногах ходят, а девы посуху передвигаться не умеют. Давай они меня улещать, миловать, проситься в жёны. Я узнал, что у них есть брат - Морской царь. И говорю: "Не судьба мне женатым быть, я лесной человек. А вот сестрицу свою я бы за вашего царя выдал". Подозревал, что этот царь - такое же пучеглазое чудище, но моя сестрица-умница всегда говорила: "Пусть рожа крива, зато душа хороша". Морские девы обрадовались, стали петь о том, в каком прекрасном дворце из одних жемчужин будет сестра жить, по драгоценным камням ступать, каждый день морские чудеса видеть. В мгновение ока они перенесли меня к берегу, и пошёл я домой за сестрицей.

   Она уже совсем расхворалась от одиночества. Я ей говорю: "Доставай приданое, я тебя за Морского царя сосватал. Будешь Морской царицей!"

   А она плачет: "Ограбили злые люди, сундуки со слитками унесли". Пустила я раненых дружинников переночевать, потому что они сказали, что с тобой бок о бок сражались. А утром -- ни дружинников, ни сундуков".

   Нечего делать, повёз я сестру выдавать замуж бесприданницей. Сошли мы с телеги на высоком берегу, глядь - плывёт лодка золотая, как жар горит. А рядом морские девы. Посадил я сестру в лодку, благословил, как единственный мужик в семье. Девы её заласкали, покрыли ей волосы драгоценным покрывалом, пальцы перстнями унизали, шею ожерельями обвили. И такой она мне красивой показалась, что заплакал я.

   Утёр слёзы рукавом, а лодки уж и нету. Три дня я на берегу сидел, смотрел, как море разными огнями светится. Думал, что хороша у сестры свадьба, что станет она наконец счастливой. А потом меня тоска взяла, по сердцу словно ножом резала. Почему меня на свадьбу не пригласили? Единый ведь я брат у неё. Нужно посмотреть, как ей там живётся. Да и нырнул в море. Долго плыл, добрался до подводного дворца.

   Морские девы меня встретили ласково, напели, как хорошо мой сестре. А я говорю: "А ну ведите меня к Морскому царю!" Он, конечно, оказался таким же жабьемордым, как его сёстры. Попросил я повидаться с сестрой. Повёл меня Царь в жемчужный дворец. Красиво, ничего не скажешь. Заводит в свою опочивальню, а там сестра лежит, не шевелится, только косы её колышутся. Губы синие, сама бледная, как утопленница. Я её поднял, к груди прижал, а у неё сердце не бьётся. Закричал:

   -- Что ж вы с моею сестрой сделали, жабьемордые? Вы убили её!

   Морской царь говорит:

   -- А ты разве не знал, что смертные люди под водой не живут? Вот и моя жена никогда глаз не откроет, слова не скажет. И будет такой целую вечность. И люблю я её страстно, больше других утопленниц.

   Захотел я всех их мечом-кладунцом порубить, да одумался. Не виноват морской народ, что живёт по своим обычаям. Один я повинен в том, что моя сестра сейчас мертва. Рванул я на верх вод как можно быстрее, чтобы не натворить беды. Вылез на берег, поплёлся куда глаза глядят.

   Иду и реву раненым медведем. Вдруг из лесной чащи донеслась до меня песня. Прекрасная, душевная, на два голоса напетая. Догадался я, что это птицы Сирин и Алконост поют. Кто их голос услышит, сразу помрёт. И побежал я к ним, чтоб с жизнью расстаться.

   Гляжу: в ветвях два прекрасных женских лица на птичьих телах. Одна слезами заливается, другая радостно славит мир. Они на меня посмотрели сверху вниз и ещё слаще запели. Потом замолчали, вроде как удивились.

   -- Почему он не умер? - спрашивает Сирин.

   -- Наверное, бессмертный, -- отвечает Алконост.

   И только тут, до меня, глупого, дошло, почему я у Морского царя мог побывать в гостях, почему меня ни сталь, ни огонь не брали. Взмолился я птицам:

   -- Убейте меня, жительницы Ирия, не хочу белый свет видеть, потому что много народу сгубил и сестру свою тоже.

   Птицы ещё немного попели, а я всё сидел в рыданиях.

   -- Вот что, -- говорит Сирин, -- каждый в мире за себя ответчик. Губил людей - теперь им будешь служить. Своей жизни у тебя не будет.

   -- И тела тоже, -- добавила Алконост. - Но если захочешь, любой облик примешь.

   С тех пор много веков я и в хоромах, и в избах служил людям. Но меня изводила тоска: почему они в добре и мире жить не могут. Случались среди моих хозяев и воры, и убийцы. Брат губил брата, муж - жену, дети - родителей. Уйти от них по своей воле не мог, освобождался, когда прогоняли. Новых хозяев находил, когда звали. Был я раньше простоватым, неумным лесным человеком; стал хитрым проницательным духом. И чем больше проницал, тем больше горевал.

   Однажды сидел в лесу и ревел в голос:

   -- Сестрица любимая, зачем ты меня Нещечко назвала? Сам счастья не знал и у других не видал.

   Вдруг раздался приятный женский голос:

   -- Не горюй, Нещечко, иди ко мне жить.

   Смотрю, передо мной статная русоволосая женщина с девчушкой. Это была Клавдия Петровна Золотарёва, народная целительница. Но я-то сразу определил, что она ведьмовского рода.