Наш грешный мир

Дарья очень старалась. Маняша тоже. Ей важно было не показать матери, что участие той в жизни чада запоздало на пятнадцать, а то и двадцать лет. Кто-то скажет, ложка дорога к обеду. Но Мария думала, что лучше поздно, чем никогда. И принимала заботу, пусть иногда и стиснув зубы. Вот, как сегодня, например. Ей не хотелось макарон. Дыни – да. Но раз дыни нет, то она съела бы творог или йогурт и фруктовый салат.

Помыв руки и переодевшись в халат, Мария прошла в кухню. Мама накрывала на стол. Выставляла стаканы с морсом, салат из овощей и тарелки с макаронами.

– О, паста болоньезе! – постаралась изобразить восторг Маняша.

– Это макароны по-флотски с кетчупом, – улыбнулась мать. – В детстве ты их любила.

Дарья ошибалась. Маша с удовольствием ела спагетти с сыром или яйцом. А если давали с фаршем, то тщательно выбирала мясные комочки. И просто добавляла к макаронам кетчуп.

– Мам, в твоем роду аристократы были? – спросила Маша, подцепив на вилку несколько макаронин. Они не сильно раскисли и вполне были пригодны к употреблению.

– Мои родители – москвичи в первом поколении. Лимитчики. Какая аристократия? – фыркнула Дарья.

– В провинции проживало много знатных людей. Не все же в столицах…

– Наверное. Но мы к ним отношения не имеем.

– А что о папиной родне скажешь?

– Он москвич в четвертом поколении. Но бабку-то с дедом ты же помнишь? Обычные работяги.

– А прабабка Крестовоздвиженская?

– Знаменита лишь благозвучной фамилией. Дочь подкидыша, а вела себя так, будто царевишна.

– Может, так и было. Мы же не знаем, кто оставил младенца на ступеньках церкви.

– Глупости это все, – отмахнулась Дарья. – И с чего вдруг ты завела этот разговор?

Маняша рассказала о картине. А о Михаиле решила не упоминать. Мать и так не дает ей покоя вопросами о мужчинах и советами, где с ними можно познакомиться. Если она узнает, что сегодня к ее дочке в парке подошел весьма привлекательный и подходящий по возрасту кабальеро, то одними советами не обойдется, придется прослушать целую лекцию «Как соблазнить красавца-мужчину».

– Покажи мне эту картину, – попросила женщина, выслушав дочь.

Маша сходила за планшетом, нашла в Интернете каталог работ Кон-Невского и открыла страницу с портретом княжны Анненковой.

– Совершенно на тебя не похожа, – покачала головой Дарья.

– Я тоже сначала так подумала, а потом присмотрелась к отражению.

– Хм… Да, в профиль что-то есть, но… – Она отдала дочери планшет. – Это смешно! Вот у нас на теплоходе был матрос. Копия Моны Лизы! Да, да, матрос. Мужик! И нос, и улыбка, и даже волосы. Только он их в хвост забирал.

– Бывает же такое!

– И странная какая-то картина. Дама в шикарном платье и с высокой прической, а стоит посреди какой-то халупы.

– О, это художественный прием, – Маша рассказала историю создания портрета.

Дарья нахмурилась. В ее светло-карих глазах появилась задумчивость.

– А ну-ка, дай сюда планшет. А я-то думаю, что мне таким знакомым кажется!

– Профиль?

– Ой, да нет же… – Она отмахнулась. – Я видела фотографию этой женщины. Только в другом костюме, с другой прической – короткая стрижка и челка волной, а не эти букли. Да и интерьер был другой…

– Где ты видела ее?

– У деда, Федора Ивановича. Твоего любимого старьевщика и очумельца. Я в детстве тоже любила к нему приезжать. Столько в его доме всего интересного находилось.

– Да, всякие штучки-дрючки.

– Если ты о приборах всяких, то меня они не волновали. Больше открытки, фотки, рисунки всякие. У него в обувных коробках столько всего лежало.

– Он и это по помойкам собирал?

– Нет, это все от матери осталось. Он был очень привязан к ней. Когда она умерла, ничего не выкинул. В том числе одежду. Я ее примеряла. Платья, туфли, шляпки. Деда Федя все это на чердак отнес, а я туда лазала.

– Когда я у него жила, на чердак уже невозможно было забраться. Дом прогнил.

– Слушай, – встрепенулась Дарья, – а ведь мать твоего прадеда вполне могла быть из благородных. Наряды у нее были шикарные! Шелка, бархат, натуральная шерсть. Конечно, когда я до этих «сокровищ» добралась, половину уже моль сожрала. Но остатки былой роскоши все равно впечатляли.

– А саму прапрабабку ты в живых не застала?

– Нет. Она до моего рождения скончалась.

– А дед Федор когда?

– Разве я помню? Давно. И мы, кстати, даже на его похороны не ездили.

– Почему же? Я была. Тогда я училась в институте… – Она стала высчитывать в уме, когда скончался дед, но все равно точной даты не вспомнила. Стыд ей за это и позор!

– Интересно, кому дом достался? Точнее, то, что от него осталось.

– Точно не бабушке. Она бы сказала.

– Значит, ее брату. – У Дарьи был дядя, с которым она ни разу в жизни не встречалась. Военный моряк, служил на Камчатке, там же и остался, уйдя в отставку. Своего отца никогда не навещал, и никто не знал почему.

– Он-то жив еще?

– Без понятия. – И, увидев, что дочка ничего не ест, помрачнела. – Невкусно?

– А? Нет, вкусно. Просто я не голодная. Кексами аппетит перебила.