Наш грешный мир

– Да. И все мне рассказал о вас и вашей семье, – Зубатов покосился на Вульфа. Судя по всему, как бывалый «сиделец», сразу же оценил его место в криминальной иерархии. – Легенду о блокаде и прочем мы вместе придумали. Нужно было к вам, Анна Сергеевна, втереться в доверие. Марк сказал, вы наивная. И душа у вас нараспашку. Теперь понимаю, недооценивал вас.

– Это странно, потому что именно я его поймала и сдала в руки полиции.

– Да? А он мне говорил, что Вульф. Ой, простите, Эдуард Петрович. – И поставил перед ним чашку с чаем.

– Это ты убил Суханского?

– Чего я с…делал? – перепугался Зубатов.

– Замочил сынка.

– Стоп, – он тряхнул головой. – Марк мертв?

– А ты не знаешь?

– Нет. Вчера вечером я с ним виделся. Он был жив-здоров.

– Как раз вчера вечером его и убили.

– Это не я!

– Доказывать не мне будешь – ментам. Сейчас чайку попьем и в Следственный комитет поедем.

– Не губите, Эдуард Петрович! – завопил Зубатов и бухнулся на колени. – Меня же закроют до конца дней! Все припомнят. И убийство Марка на меня спишут, чтоб «висяка» не было. Я знаю, как могут допрашивать: все подпишешь, лишь бы перестали издеваться.

– Встань.

– Умоляю… – И лбом ткнулся в кроссовки Вульфа. Тот красноречиво посмотрел на телохранителя.

Паша тут же схватил старика за шиворот, поднял и усадил на табурет.

– На тебя все равно выйдут.

– На Андрея Геннадьевича Савельева. А я Зубатов. У меня и документы старые остались. Постригусь, переоденусь, сяду в поезд и вернусь в Питер. Пусть за воровство сажают, больше двух лет не дадут.

– Вот ты прохиндей! – восхитился Вульф. – Но я готов с тобой договориться.

– Эдик, – с укором проговорил Сергей, – зачем тебе это надо?

– На Суханского мне плевать. Даже если его этот псевдоблокадник замочил. Только не он это. По глазам вижу. И по рукам.

– Они при чем?

– Трясутся, не видишь?

– Я когда волнуюсь, у меня всегда… – залепетал Зубатов.

– А чтобы из арбалета выстрелить в человека, нужна твердая рука.

– Не я это, клянусь! Марк был мне близким человеком, я не стал бы его убивать.

– Даже ради диадемы?

– Да куда бы я ее дел без него? Барыгам знакомым впарил за пару тысяч баксов? Чтобы такое сокровище сбыть по нормальной цене, связи нужны.

– А они у Марка остались?

– Конечно. Он же из гей-сообщества. Они друг друга не теряют. Всю эту тему с короной замутил его гомодруг из прошлой жизни. Кто, не знаю. Не говорил.

– Подождите, а машину кто взял? – перебил их Сергей.

– Алби.

– Это тот самый гомо-друг?

– Нет, это парень, нанятый Марком для охмурения Марии Корчагиной. Ему разрешено машиной пользоваться. У него и ключи есть.

– Кто такая Мария Корчагина?

– Можно сказать, ваша родственница. Прапраправнучка Натальи Анненковой. Той самой фрейлины, что умыкнула диадему императрицы.

– Великой княгини, – поправил Вульф. – А Мария эта, каким боком?

– Это целая история.

– Эдик, мы же не будем его слушать? – воскликнул Сергей.

– Почему же? Мне интересно.

– А нам с дочкой нет.

– Тогда поезжайте домой. – Он протянул пакет с диадемой Отрадову. – Но придется такси вызвать. Мой мальчик при мне останется. Пошарит тут пока.

– Только не говори мне, что собираешься искать настоящую диадему?

– Собираюсь. Я, на минуточку, по матери князь.

– А я по отцу. И что? С каких пор для тебя важно происхождение?

– По фигу мне, Серега. Только вот вдруг так обидно стало… Почему мне от предков ничего не осталось? Только потому, что я мать разочаровал? Вырос не таким, каким она меня видеть хотела?

– Тебя лишили наследства. В дворянских семьях «паршивым овцам», как правило, ничего не доставалось. Только без обид, Эдик.

– Да, а матушка моя была святой женщиной, – поджал губы Вульф. – Потому и захапала себе все, а что не разбазарила, отписала не мне.

Аня выхватила у отца пакет и протянула его Новицкому.

– Забирайте!

– Анют, ты чего?

– Вы правы! Вас лишили наследства. Это несправедливо.

Новицкий широко улыбнулся и сграбастал Аню.

– Обожаю тебя, дурочку, – проговорил он, обняв ее и похлопав по спине. – Не надо мне от тебя ничего. Если б для меня были важны фамильные цацки, я бы их заполучил. Все без исключения, а не только брошь, которую выбрал при разделе наследства. Дело не в драгоценностях, а в справедливости. По-хорошему надо было отписать все мне. А вам всем позволить взять по предмету из коллекции.

– Ты обижаешься на мать? – спросил Сергей.

– Конечно да! Я ведь так любил ее… А она меня оттолкнула, детей моих забрала и настроила против меня. В конце концов, и их лишила наследства. Она же сама испортила и Фроську, и Дениску, а когда они превратились в монстров, решила их наказать.

– Весь этот разговор к чему?

– Я хочу заполучить диадему великой княгини. Завладеть чем-то стоящим по праву первородства.

– Что ж, ясно. Не будем тебе мешать.

Сергей взял дочь за руку и вывел ее из квартиры.

Альберт

«Фольксваген», на котором они с Марией Корчагиной ехали в N-ск, был тем еще корытом. Он чихал, кашлял, рычал, плевался выхлопными газами. Стань он героем мультика «Тачки», то превратился бы в простуженного старика-маразматика. Алби надеялся, что машина не развалится по дороге. Но был и плюс. Отлично работало радио.