Наш грешный мир

Новицкий достал телефон и показал Отрадову снимки сына-школьника и дочки, которая была младше Леши и Лины на год. Мальчика звали Брюсом – в честь актера-каратиста Брюса Ли.

– Красивые у тебя дети получаются, Эдик! – восхитился Сергей. – Все до единого!

– Потому что на меня не похожи, – рассмеялся Вульф. – Эти – в мать, старшие – в бабку.

– Нет, Фрося очень на тебя похожа.

– Брось.

– Просто голубоглазая и светловолосая, как Элеонора, а в остальном – копия ты.

– Ну, вообще я в молодости был ничего. Даже красивый. Толстый только. Ладно, поехали. – Он кинул Сергею ключи.

– Куда?

– На кладбище.

– Какое?

– Где мать похоронена.

– Решил навестить? – Они уселись в машину. Сергей пристегнулся, а Эдик нет. Чихать он хотел на меры безопасности, а на постовых и подавно.

– Вообще-то я хожу на ее могилу каждый год.

– Правда? Почему мы с Аней тебя никогда не видели? На годину всегда навещаем.

– А я бываю в день своего рождения. Она когда-то говорила, что это самый важный день ее жизни.

Это было правдой. Элеонора очень любила Эдика. По-своему… Как могла. Но даже любимым она некоторых вещей не прощала. А, быть может, особенно им.

– Ты родился в феврале, а сейчас май.

– Надо кое-что проверить. – Сергей вопросительно посмотрел на Вульфа. – Когда парнишку этого, помощника Марка, арестовали, он не успел рюкзак свой из машины достать. Выбрался из салона, тут-то его и повязали. Пока то да се, Пашка успел тачку открыть и рюкзак забрать. В нем было это…

Вульф раскрыл сумку, что висела через плечо, и достал осколок тарелки.

– Битая посуда?

– Да, но главное не сам черепок. А рисунок на нем.

– И что в нем такого?

– Да ты посмотри сам!

– Я слежу за дорогой.

– Карта это. Вернее, ее часть. И, похоже, нарисовано кладбище, где мать похоронена.

– А ну-ка, дай. – Сергей отобрал у Эдика осколок. – Кладбище, да. Кресты, звезды, обелиск павшим. Но почему именно то, где могила Элеоноры?

– По логике. А еще вот, – он указал на схематично нарисованную фигурку хищной птицы с раскинутыми крыльями. – Первый, кто был похоронен на том кладбище, носил фамилию Орлов. Его в народе Орловским называют.

– А ведь точно!

– Голова я?

– Да, но… Мы по всему погосту ходить будем и, как в сказке, искать «то, не знаю, что»? Карта же не полная.

– На месте разберемся.

– Ты лжеблокадника отпустил?

– Еще чего. В пустующий загородный дом отвез, пусть там посидит под присмотром сторожа. Вдруг еще пригодится?

– Сбежит.

– Ты моего сторожа не знаешь. И его песика по имени Демон. От них не сбежишь.

– Какое славное имя!

– Соответствует экстерьеру и характеру! Огромная черная тварь, ненавидящая все живое. Он еще молодым псом ко мне на участок забежал. Предыдущего пса, тоже зверюгу серьезную, задрал за пару минут. И улегся в его будке. Победил врага и занял его замок. Я Палычу, сторожу то есть, велел пристрелить демона, а тот пожалел. Сказал, заглянул в глаза, а они добрые. Прятал от меня пса. И выдрессировал так, чтоб тот не выл и не гавкал. Как смог, не знаю. Но однажды сижу на веранде. Чаек пью из самовара. Ночь, тишина. И вижу, из сарая выскакивает монстр. Из пасти пена, клыки как сабли. Думал, все, кабзда мне. А Демон мимо меня пронесся, как на забор запрыгнет, как схватит кого-то. Оказалось, меня кокнуть один из давнишних шестерок хотел. Вот и залез на забор с пушкой. Но Демон меня защитил. Пришлось оставить…

Тема сама собой поменялась, мужчины начали обсуждать собак. Так за разговором и доехали до Орловского кладбища.

Мужчины вышли из «Линкольна» и направились к воротам. При входе на кладбище продавали цветы, живые и искусственные. Последние Элеонора ненавидела всеми фибрами души. Поэтому Эдик купил охапку голландских роз.

Памятник Элеоноре ставила Аня. Она же выбирала портрет. На нем ее бабуся была уже не молодой, но еще очень красивой. Лина могла бы до самой смерти такой оставаться, но после того, как Фрося обманом выписала ее из квартиры – выгнала из родного дома, «сослав» в хрущобу на окраине, махнула на себя рукой. Перестала делать прически, наносить на лицо маски и косметику, элегантные вещи заменила на удобные и теплые. Слилась с толпой.

Сергей поставил букет в мраморный вазон. Присел на лавочку рядом с могилой. А Эдик… на колени бухнулся! Чем шокировал Отрадова. Вульф был не из тех, кто поклоны бьет.

– Тебе плохо? – забеспокоился Сергей. Эдик уже не мальчик, а жизнь у него была нервная, вдруг с сердцем что?

– Да не бзди, Серега, – ответил ему Новицкий. – В порядке я. Ищу кое-что.

– Где?

– В могиле. Если где и прятать другую часть карты, то здесь.

– Как Элеонора могла сделать это? Посмертно?

– Не она затеяла эту игру. Неужели ты не понял?

– А кто тогда?

– Вот этого не знаю, – Вульф отломил ветку с деревца, посаженного возле оградки, и начал аккуратно проверять импровизированным щупом землю вокруг памятника. – Предположил бы, что кто-то из материных давних и самых преданных поклонников или друзей. Возможно, по ее указке. Но, может, и по собственной прихоти.

– Тогда я знаю, кто это.

– И?

– Александр Бердник.