Наш китайский бизнес

- Простите? - он поднял голову. - Да, мой отец был известный филантроп. Известный человек. Если собирали денег для бесприданницы - первым делом шли к нему... Много жертвовал на общество... Для этого организовывались благотворительные балы, знаете ли... К отцу подходили за пожертвованием, а он спрашивал - сколько дал Рутштейн? Рутштейн тоже был известный богач, но не так широк на пожертвования, как отец... Так вот, он спрашивает - сколько дал Рутштейн, - я даю вдвое противу него!.. Да, его все знали... Все обращались за помощью. Однажды вечером явилась молодая бледная дама в собольей шубе. Стала просить денег - мол, в Петербург отцу послать, там голод, есть совсем нечего. Я, говорит, верну обязательно... вот, шубу в залог оставлю! А отец ей: "Мадам, вы меня не обижайте. Здесь не ломбард..." Денег, конечно, дал... Отец ведь дважды с нуля свои капиталы поднимал. Он и во Владивосток попал после Сибири, нищим...

- Еврей в Сибири? Это забавно. Что он там делал?

- Жил на поселении. Его сослали за сионистскую деятельность. Так и везли целую группу сосланных сионистов... Какая-то старушка на полустанке подошла к вагону, посмотрела, перекрестилась, спрашивает: "И куда ж вас, жидов православненьких-то, гонят?".

Старые покосившиеся сосны вокруг террасы со свисающими лохмотьями спутанных длинных игл похожи были уже не на хвойные деревья, а на гигантские плакучие ивы. Оранжевая короста их бугристых стволов излучала мягкий свет, отчего сам воздух парка казался прозрачно-охристым. На густом плюще, облепившем неровную кладку каменного забора, на крутом боку рыжей глиняной амфоры у подножия ступеней, ведущих на террасу, лежали пятна полуденного солнца. Испарения влажной после вчерашнего дождя почвы смешивались с кондитерскими запахами из кухни: цукаты, кардамон, тягучая сладость ванильной пудры... а наверху, по синему фарфоровому озеру в берегах сосновых крон, несся лоскут легчайшего облака - батистовая распашонка, упущенная по течению нерадивой прачкой.

- Очень старый дом... - вдруг проговорил Яков Моисеевич, очевидно, проследив за моим взглядом... - Не такой, конечно, старый, как в Европе, но... середина прошлого века. Его, знаете, построил один богатый араб, Ага Рашид, специально, чтобы сдать внаем или продать... Вы, конечно, бывали внутри?.. После смерти Анны все переделали... При них как было: заходишь - направо библиотека, дальше - большая комната, где доктор Тихо принимал больных. Налево - кухня... А наверху - гостиная, столовая, спальни... Стряпню из кухни наверх доставляли в лифте... Но сначала домом владел некий Шапиро, еврей из Каменец-Подольска, известный богач, ювелир, антиквар, владелец нескольких лавок... Женат был на христианке, да и сам крестился...

- Выкрест - в Иерусалиме? В прошлом веке? Что-то не верится...

- Да-да, выкрест, богач, антиквар... В 1883 году взял и застрелился. Так-то...

- На какой почве?

- Да Бог его знает, дело темное... Одни говорили - разорился, другие, что прочел ненароком какое-то письмо жены, не ему адресованное...

- С письмами жен следует соблюдать сугубую осторожность... - проговорила я, подыгрывая его манере повествования.

Он грустно кивнул:

- Застрелился бедняга... Будто место освободил. Ведь в том же году и чуть ли не в этот же день в моравском городишке Восковиц родился мальчик, Авраам Тихо, которому суждено было купить этот дом и прожить в нем с Анной счастливо сорок лет...

- А вы их знали? - спросила я.

- Конечно... Доктора Тихо знали не только на Ближнем Востоке. Он ведь, знаете, значительно поубавил здесь трахомы... К нему приезжали даже из Индии... Они устраивали милые приемы, я иногда здесь бывал... В последние его годы доктор был уже тяжко болен, практически недвижен, и Анна старалась хоть чем-то украсить его жизнь. Она пережила его на целых двадцать лет.

- Она действительно готовила штрудл?

Старик улыбнулся:

- О, не помню. Не думаю. Тогда для этого существовали кухарки...

Яков Моисеевич перевел светлый старческий взгляд на стол, где лежала стопка "Бюллетеней". И как бы очнулся.

- Да! Так вот, полагаю, надо бы представить вашу творческую группу членам ЦЕНТРА. Сколько человек в совете директоров "Джерузалем паблишинг корпорейшн"?

Я внимательно и ласково посмотрела ему в глаза.

- Яков Моисеевич, - сказала я. - Не так торжественно, умоляю вас. За вывеской, название которой вы проговариваете, обаятельно грассируя, скрываются - хотя и вовсе не скрываются - двое джентльменов удачи: я и Витя, мой график. И мы, ей-богу, можем делать вам приличную газету, если вы не станете сильно сопротивляться.

- По этому поводу мы и должны начать настоятельные, но осторожные переговоры с ЦЕНТРОМ.

- Это звучит загадочно, - заметила я.