Читаем Наш корреспондент полностью

Серегин узнал Игоря по голосу. Это был тот самый красивый разведчик, который заставил рассказывать Донцова. От комиссара Серегин узнал, что Игорь Станкевич — студент одной из московских театральных студий — пошел в армию добровольно как только началась война.

Постепенно тьма как бы поредела, и Серегин стал различать силуэты зданий. Зайдя за угол, он увидел, что старшина выдает разведчикам из окна слабо освещенного цейхгауза «лимонки». Кто-то тронул Серегина за руку. Обернувшись, он увидел комиссара.

— А мы вас ищем, — сказал комиссар, — пойдемте чайку попьем на дорогу.

Он проводил Серегина в жарко натопленную кухню, где распаренный Ефанов допивал четвертую чашку чаю.

Комиссар скоро ушел. Как понял Серегин из отрывистых пояснений Ефанова, разведчики разделились на две самостоятельные группы. Одна из них будет действовать под командованием комиссара, другая — Ефанова.

Комиссар со своими людьми отправился вперед. Через полчаса уехала на подводе часть людей Ефанова. Сам командир, Серегин, Донцов, Станкевич выехали позже всех на линейке, запряженной парой лошадей.

Лиловые горы уже виднелись в утреннем размытом воздухе. Постепенно начали различаться и подробности: светлая спираль уходящей вверх дороги, просеки, серые штабели дров. По мере того как светало, становилось все холоднее и холоднее, и Серегин почувствовал, что коченеет. Когда стало совсем невмоготу, Ефанов соскочил с линейки и пошел пешком по тропке, поднимающейся напрямик. За ним последовали Серегин и остальные. Пока выбрались на вершину, согрелись.

Лесную дорогу Серегин не узнал. В чаще деревьев и кустарников клубился молочно-белый туман. Он оседал на листья и цветы мириадами жемчужных капелек. Нити паутины, будто опушенные инеем, причудливо протянулись между ветвями. Любуясь красотой леса, Серегин, убаюканный мерным движением линейки, постепенно задремал, плотно привалившись к широкой спине Донцова, и проснулся только тогда, когда выехали на каменистую дорогу Тхамахинского ущелья.

8

Обер-лейтенант Рудольф Деринг занимал скромный пост в интендантском отделе ставки фюрера. Благодаря обширным связям отца — известного в деловых кругах Берлина владельца мануфактурных фабрик, работающих на армию, — Рудольфу жилось неплохо, несмотря на маленькую должность и невысокий чин. Вот сейчас, например, ему удалось получить командировку в эту сказочную Кубань, о которой в Берлине ходят легенды. Обер-лейтенант побывал в Краснодаре и убедился, что эти легенды не слишком далеки от истины. Действительно, чертовски богатый край!

Из Краснодара Деринг выехал по своим инспекторским делам в Георгие-Афинскую. Оттуда он решил проехать до Ставропольской, чтобы сфотографироваться на фоне Кавказских гор. Снежных вершин здесь нет, но живописных мест должно быть сколько угодно. Будет что показать Виви!

В Краснодаре ему повезло. Он попал на расстрел партизан или подозреваемых в сочувствии партизанам — это неважно — и сфотографировался, держа пистолет у затылка партизана. Этот снимок, несомненно, произведет на Виви сильное впечатление…

Предаваясь сладостным воспоминаниям о Виви, Деринг лениво смотрел на приближающиеся горы. Навстречу промчались два грузовика с солдатами, проплелся порожний обоз, а затем шоссе опять опустело. Горы были уже совсем близко. Холмы справа и слева от шоссе стали покрываться курчавым кустарником и перелесками. Деринг дал знак шоферу ехать медленнее. Вот, наконец, и подходящее местечко: красивая лужайка, окруженная пышным кустарником, не закрывающим, однако, вид на отдаленные вершины. Коричневый «оппель», похожий на майского жука, с тихим урчанием свернул с шоссе под тень дикой груши. Дверцы распахнулись, словно короткие лакированные крылышки. Деринг и шофер вышли из машины. Обер-лейтенант стал искать подходящую точку для съемок, смотря через видоискатель, как будет выглядеть снимок в кадре. Получалось очень неплохо: на заднем плане круто вздымающаяся гора, увенчанная зубчатой каменной скалой, на переднем — живописные деревья и кустарники, достойные быть фоном для Рудольфа Деринга. Он вручил шоферу «лейку» в желтом хрустящем футляре и стал на облюбованное место. По шоссе неторопливо полз гусеничный тягач с прицепом, нагруженным пустыми снарядными гильзами. На ящиках, сверив ноги, сидели солдаты, вооруженные автоматами. За прицепом на тросе влачилась — вероятно, на ремонт — танкетка. Из ее открытого люка торчала огненно-рыжая голова, с любопытством смотревшая на обер-лейтенанта. Солдаты на ящиках, увидев сцену фотографирования, оскалились, оживленно заговорили. Голоса их тонули в гуле мотора и лязге траков тягача. Это были не единственные зрители: сзади, из-за кустов, за Дерингом внимательно наблюдали Донцов и Станкевич.

Перейти на страницу:

Все книги серии Роман-газета

Мадонна с пайковым хлебом
Мадонна с пайковым хлебом

Автобиографический роман писательницы, чья юность выпала на тяжёлые РіРѕРґС‹ Великой Отечественной РІРѕР№РЅС‹. Книга написана замечательным СЂСѓСЃСЃРєРёРј языком, очень искренне и честно.Р' 1941 19-летняя Нина, студентка Бауманки, простившись со СЃРІРѕРёРј мужем, ушедшим на РІРѕР№ну, по совету отца-боевого генерала- отправляется в эвакуацию в Ташкент, к мачехе и брату. Будучи на последних сроках беременности, Нина попадает в самую гущу людской беды; человеческий поток, поднятый РІРѕР№РЅРѕР№, увлекает её РІСЃС' дальше и дальше. Девушке предстоит узнать очень многое, ранее скрытое РѕС' неё СЃРїРѕРєРѕР№РЅРѕР№ и благополучной довоенной жизнью: о том, как РїРѕ-разному живут люди в стране; и насколько отличаются РёС… жизненные ценности и установки. Р

Мария Васильевна Глушко , Мария Глушко

Современные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза / Романы

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза