Наш корреспондент

…Выйдя на поиск, Ефанов разделил людей на группы. Основная, которой командовал сам Ефанов, расположилась в засаде у шоссе. Выждав появление «языка» на дороге, группа должна была захватить его с боем или без боя, в зависимости от обстоятельств, и отойти в горы. Метров на пятьдесят в одну и другую сторону вдоль шоссе Ефанов выслал группы прикрытия, по два человека в каждой. В случае, если бы после захвата «языка» на шоссе появился противник, способный помешать отходу, группа прикрытия должна была вступить в бой и обеспечить отход захватывающей группы. Если бы в поле зрения прикрывающей группы появились подходящие «языки», группа должна была пропустить их беспрепятственно.

Ефанов требовал точного выполнения своих указаний и терпеть не мог лихачества и авантюр. Но тут было совсем другое дело. Во-первых, офицер, сфотографировавшись, мог уехать обратно; во-вторых, даже если бы он и поехал дальше, остановить движущийся автомобиль труднее, чем взять офицера у стоящей машины; наконец, в-третьих, появление офицера под самым носом у разведчиков было такой удачей, таким счастливым случаем, что не воспользоваться им было бы просто грешно. Ведь это все равно, как если бы в бредень, закинутый в расчете на лас кирку, попался жирный сазан. Не выбрасывать же его обратно в воду!

Все эти соображения молниеносно пронеслись в голове Донцова, пока он, затаив дыхание, следил за обер-лейтенантом. Немец, выкатив наваренную грудь и выпячивая, насколько возможно, недоразвитую челюсть, поворачивался перед объективом и так и этак.

Игорь Станкевич, для которого долгое молчание было пыткой, прошептал Донцову:

— Не нравится мне его поза. Не раскрывается психологическая сущность индивидуума.

Донцов молча толкнул его локтем. Скорее бы проезжал этот, не во-время выползший тягач! Донцов с таким напряжением мысленно подталкивал его, что даже покрылся испариной. А тягач двигался, как назло, очень медленно, и офицер мог с минуты на минуту сесть в машину и уехать. Наконец тягач, прицеп и танкетка скрылись за деревьями. Донцов кивнул Станкевичу и решительно вышел из-за куста. Шофер, нацелившийся в обер-лейтенанта «лейкой», увидел, что в кадре неожиданно появилась новая фигура, и уронил фотоаппарат. По мертвенно-бледному лицу шофера обер-лейтенант понял, что случилось что-то ужасное. У него затряслась отвисшая нижняя челюсть.

— Ну, раскрыл сущность! — презрительно сказал Донцов, ловко затыкая рот обер-лейтенанту кляпом. Станкевич проворно вязал шоферу за спиной руки. Затем, подталкивая своих пленников стволами автоматов, разведчики побежали к захватывающей группе.

Ефанов не высказал никакого удивления: будто так и полагалось, чтобы его разведчики захватывали штабных офицеров. Быстрым шагом группа ушла в горы.

К концу дня «языки» уже были сданы в штаб полка, откуда их на грузовике, под охраной автоматчиков, перебросили в штаб дивизии. Здесь поздним вечером Серегин и увидел пленного немца.

Допрашивал начальник разведки капитан Трифонов, молодой, похожий на подростка, что не мешало ему пользоваться репутацией талантливого разведчика. Трифонов владел немецким языком слабо, поэтому допрос велся через переводчика — капитана Горина. Кроме них и Серегина, в комнате находился незнакомый Серегину старший политрук — вероятно, из политотдела дивизии — и два конвоира.

Пленный офицер уже успел оправиться после первого испуга и теперь держал себя высокомерно. Он сидел на табурете вытянувшись, точно проглотил аршин, и презрительно смотрел на стенку, на которой колебалась от неверного света коптилки курносая тень капитана Трифонова. Обер-лейтенант ответил на все касающиеся его вопросы. По поводу перспектив войны сказал, что она, несомненно, кончится победой Германии, так как нацистской партии суждено владычествовать над миром и фюреру предстоит выполнить это предначертание.

— Ты его насчет второго фронта спроси, — сказал Горину старший политрук.

— Товарищи, товарищи, вы уж мне не мешайте, — потребовал Трифонов. Однако, видимо, второй фронт интересовал его не менее, чем старшего политрука, потому что он не стал предлагать переводчику новых вопросов. Горин спросил, уверен ли он, Деринг, что Гитлер победит даже в том случае, если откроется второй фронт. Обер-лейтенант скривил тонкие губы, будто увидел на стенке что-то забавно-удивительное, и отрывисто произнес несколько слов.

— Варям? — спросил Горин.

Обер-лейтенант пожал плечами и, по-прежнему глядя на стенку, снисходительно стал разъяснять.

— Что он говорит? — нетерпеливо спросил старший политрук.

— Он говорит, что второго фронта не будет, потому что Черчилль не захочет помочь Советскому Союзу. Пленный считает, что Англия лишь по недоразумению вступила в союз с Россией. Он думает, что вскоре все переменится и Черчилль станет союзником Гитлера… И знаете, — добавил Горин уже от себя, — мне кажется, что эта скотина кое-что знает.

— Ну, ладно! — сказал капитан Трифонов. — Стратегию оставим для штаба армии. Спроси-ка у него, какие части сейчас находятся в Краснодаре.