Читаем Наш маленький северный восток полностью

Степь-ковыль превратилась в печальный и неровный погост средней полосы, травка «росла» на стенах размазанными пучками. Кое-где были любовно выписаны ромашки и васильки. Цвет трудно отразить даже словом «серо-буро-малиновый». Из-за бочки выглядывала чья-то нога без обуви. Нога лежащего человека. Воздух был пропитан сивушными маслами. Витюня спал, блаженно обнимая бочку. Она являлась миру короткой толстопузой «беременной» березой с дурным запахом, зато с человеком, навеки к ней припавшим. Все кинулись убирать живое тело, но оно присохло вместе с краской к этому чудовищу… При виде этого начальница упала в обморок. Хозяйку унесли в личный кабинет.

Я ее больше не видела.

Тут подтянулись и первые посетители профилактического заведения; Пират давно умчался за растворителем, однако «болезненные» посетители мужского пола уже сбегали за «беленькой», и влюбленный в березы художник, оросившись ею, благополучно отлип и уполз куда-то.

Надо ли говорить, что мы заработали на этом Объекте?

…Умирая от смеха, мы просили милостыню на трамвайной остановке вдвоем с Пиратом, пели жалостные песни.

Деньги собирали в мою черную бархатную шляпку.

10

Кроме памятника Стрелочнику удивляет туристов и другой объект. Памятник Пожарнику уже не в бронзе, он покрыт «серебрянкой», под слоем краски – бетонное основание. Пожарник пропорциональный, с ребенком на плече, удивительно похож на актера Леонида Куравлёва, но позади него изваяны такие клубы дыма, что даже Куравлёву не под силу потушить этот пожар!


Заседания кафедры проходили раз в месяц по расписанию. Вначале выступали согласно повестке дня: говорили по существу, то, что было оговорено заранее в кабинете заведующего. Он попал в этот коллектив недавно, приехал из соседней республики. В нем чувствовалась боязнь оступиться, что-то не учесть, кому-нибудь из начальства не услужить.

Приглашая меня на работу, он видел во мне верного вассала, который обязан поддерживать его точку зрения. «Кругом враги!» – заключал он при обсуждении каждой маломальской закавыки. Всякое мнение и высказывание он фиксировал в своем кондуите-ежедневнике, который носил везде с собой.

Иметь собственное мнение по той или иной проблеме не приветствовалось…

На сей раз обсуждали отчисление студента-первокурсника, по младой дурости угодившего в кутузку. После традиционного посвящения в студенты он с компанией таких же юнцов ехал в троллейбусе и в веселом кураже после вечеринки задел плечом какого-то солидного господина. Произошла словесная перепалка, довольно агрессивная, но без рукоприкладства. Однако судьбе было угодно сложиться так, что и ребята, и их обидчик вышли на одной остановке и пошли в одном и том же направлении – в один и тот же двор. Ребята – в гости к другу, а взъяренный господин со своей дамой сердца – домой, таким порядком они подошли к одному и тому же подъезду… Тут и разыгралась драма в духе Шекспира.



Господин заподозрил, что молодая компания хочет ему отомстить! Поэтому он напал первым и ударил сзади ножом ближайшего подростка. Парень умер на месте. А нашего обсуждаемого студента, как «зачинщика конфликта», посадили в следственный изолятор на год до суда. Таким образом, после первого года обучения группа архитекторов недосчиталась двух человек.

Кафедра без колебаний большинством голосов готова была списать этого невезучего, хотя он учился исправно и показывал неплохие результаты. Я его и в глаза не видела – ведь работала только месяц. Так называемый потерпевший имел большие связи, и за его преступление должен был теперь поплатиться восемнадцатилетний пацан. Ввиду важности обсуждаемого, на заседание прибыл декан со всем факультетским активом.

В детали происшествия никого не посвящали. Обличительные речи говорил сам декан, наш заведующий и еще кто-то. Перед голосованием в курилке ко мне подошел молодой преподаватель и тихо, постоянно оглядываясь, рассказал, что он был свидетелем убийства, и никто «господина» не унижал, а напротив, тот сам был сильно пьяным и «на взводе». «Что уж теперь», – уныло заключил он. Меня как будто облили кипятком! За что умер несчастный ребенок?! Почему за его смерть должен сидеть в тюрьме такой же горемыка?

Я не помню точно слов, которые говорила перед голосованием, только единственный аргумент люди приняли во внимание: а что, если такое случится с любым из вас?

И никто в вашем окружении не станет на вашу защиту?!

…Экзекуция была отложена на неопределенное время. Потом состоялся суд, и студента оправдали. Он благополучно отучился, даже не зная, что ему приготовляла судьба. До сих пор он в добром здравии и работает архитектором.

11

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза