Наш маленький северный восток

Зал, как и весь главный корпус, – сталинской архитектуры. Неоклассическая лепнина с серпами и молотами, знаменами и звездами, как во всех дворцах и «храмах культуры» этой эпохи. Стены изумрудно-зеленые, портьеры бордовые. Под немыслимо витиеватым потолком – огромная люстра из «папье-маше», украшенная уральскими камнями, хрустальными подвесками и шарами ламп. Обитые кожзаменителем стулья сколочены в тесные ряды. Их конструкция напоминает стоящих на коленях людей, сцепившихся локтями друг с другом, опустивших головы.

Актовый зал был похож на улей. Женщины в праздничных трикотажных платьях с люрексом, кое у кого с мехом. Улыбки, нарисованные черным карандашом глаза, праздничные «халы». «Много незнакомых лиц, – отметил Колбасин, – наверное, гости». Пришло много своих, даже слепой профессор Коляда, философ, со своей пожилой секретаршей и другом-баяном, который в футляре стоял в проходе, и все об него запинались. Профессор держал футляр рукой, которая дергалась в зависимости от наплыва проходящих мимо. Прибыли даже «филиальщики» – преподаватели из филиалов вуза, бывшие выпускники и активисты, ныне важные персоны – коммерсанты и директора.

В президиуме шумно – ректор встречает и рассаживает гостей. Рядом с ним за столом сытый мужчина в поблескивающем костюме по-хозяйски распластался между графином и цветами, непрерывно жестикулируя пальцем в направлении зала, одергивает ректора. В зале у входов образовалась давка – не хватает мест. Женщины стоят в проходах и по краям. Телевидение наладило камеры и прожекторы. Президиум, наконец, расселся, и началось.

Колбасину, сидевшему на задворках, было плохо видно и ничего не слышно из-за неутихающей неразберихи с местами. Но наводить порядок никто не собирался. Он часто оглядывался назад в поисках людей с повязками, дежурных, и заметил, что в ряду сзади какой-то «не наш» мужик шепчет на ухо нахалке «с архитектуры». Она улыбалась и спрашивала, будут ли фокусы. Весь часовой доклад проректора об успехах института и его людях Колбасин боролся с собой, желая их приструнить, но стеснялся. Потом на трибуну вышел популярный веселый ректор, распростер руки к залу, поприветствовал всех:

– Нас уже полмиллиона повсюду, здесь и там, в администрации города – кивок в президиум. Вальяжный мужик в блестящем расцвел, ковырнул что-то на лице, легким поклоном согласился. – Но в правительстве денег нет и не будет, – заключил он. Почему-то это было воспринято весело, как и вся недолгая речь, ему устроили овацию, скандируя: «Всюду наши!»

На трибуну выскочил сосед ректора («Это же мэр!» – вгляделся Колбасин), огладил блестящие бока и неожиданно удивил «царским» подарком:

– Город вами гордится, вы – самый большой вуз!

И выделяет три квартиры! – Ректор не выдержал такой щедрости и ринулся на трибуну целоваться с мэром.

– Но это еще не всё, – добавил перцу мэр и прилепил под крики овации «Слава!» ректору орден Дружбы народов.

Начались поздравления. По центральному проходу прошла большая делегация с раскосыми лицами и заняла пустующий первый ряд. Ректор, выхватив микрофон у очередного «адресата», пригласил восточных людей в президиум. Пока те рассаживались, на сцене появились «пионеры». Правда, в наши времена – уже без горнов и барабанов, а в парадных платьях и пародиях на взрослые костюмы-тройки.

Они разыграли маленький спектакль про институт, представляя ректора и его окружение. Проректора Набиуллина играл маленький верткий восточный мальчик, артистически выхватывающий муляж бутылки коньяка из широких штанов и обещавший всех студентов и преподавателей снабдить гондолами, потому что проспект Ленина, который замыкает комплекс институтского городка, при такой жизни скоро будет залит водой. Его увела со сцены маленькая дива – нимфетка в розовых лосинах, на что настоящий ректор, крякнув, заключил: «Недалеко от жизни!».

Поддельный же ректор, невысокий вихрастый мальчик со звонким чистым фальцетом, развел широко руки и, обращаясь к залу, громко отрепетированно заключил:

– Как говорил профессор Ландау, встаньте, кому нет пятидесяти!

Собрание смешалось и загудело после такого выступления. Праздник спас ректор соседнего университета, который, извиняясь за стоимость подарка, подарил ректору удочку для зимнего лова. Ректор смутился, заявил, что в рыбалке ничего не понимает, тут же передарил ее кому-то в президиуме. Надо сказать, что счастливый обладатель двойного подарка – от двух ректоров сразу – доселе дремавший где-то сбоку, действительно обрадовался и истово благодарил.