Как-то раз мы шли с ней по одной из улиц. Дорога на ней была уложена лучшей швейцарской плиткой, а газоны были настолько ярко-зеленые и аккуратно подстрижены, что казалось словно мы играли в «Sims» или смотрели на 3D изображение. Она держала меня за руку, а я смотрел в отражение витрины, прикидывая, насколько неотразимо выгляжу по стобальной шкале. Она улыбалась, поправляла солнечные очки, весело идя спиной вперед, тянула меня за руки и что-то рассказывала. Это был ещё один хороший день, привычный для прогулки, обычный для повседневной жизни. Я поддерживал разговор, мы что-то обсуждали, шли по направлению к фонтанам на центральной площади, шутили, целовались, оживленно жестикулировали и смеялись.
И тут я начал ощущать, что вокруг всё стало напряжённее. В воздухе начала чувствоваться вонь гниющей плоти. Сначала я не придал этому значение, я по-прежнему шутил, а Настя всё так же дурачилась, я старался не обращать внимания на свои ощущения и странный запах. Но всё это лишь вырисовывало определенную картинку и меня охватила паника – вонь стала отчётливей, и меня почти моментально осенило. Я понял, вследствие чего она вообще появилась. В город проникнул какой-то больной бездомный и находится он очень близко к нам. Мы для него магниты, я тот – кто создал для него животные условия жизни, сгрузив таких же, как и он на закрытую территорию, изредка давая шансы на выживание. Это были трущобы – никому не нужные, забытые, пропитанные смертями, болезнями и нищетой, территории. Я был тем, кто обрёк их на жалкое существование и разнообразные ужасные вещи, которые им приходилось выполнять, дабы выживать. В их мечтах – зажарить меня заживо и поделить на всех, чтобы каждому досталось по кусочку моего жалкого тела.
Я начал крутить головой, пытаясь не показаться странным перед Анастасией, и хаотично перебирать в голове, причины такого провала в системе охраны границ города. Всё, чего я хотел в тот момент, найти ублюдка раньше, чем его заметит моя малышка. Найти и каким-то образом заставить его исчезнуть. Все мои попытки и повороты головы были тщетны, а как оказалось через несколько секунд, я просто не туда смотрел.
В тот момент, когда нищий потянул мою любовь за подол платья, я понял, что кто-то из системы безопасности предал меня, и пропустил это нечеловеческое существо через границу нашей с ней территории. Когда я увидел его, то сразу понял – это начало конца. Ей хватит одного взгляда, чтобы полностью измениться. И в тот момент, когда моя любимая девочка взвизгнула от неожиданности, я пообещал, что отрежу этому ублюдку чёртову башку, а после скормлю её падальщикам на уикенде.
Нищий скорчившись лежал на земле, вцепившись правой рукой в платье Анастасии. Его чёртова рука находилась в паре сантиметров от её белоснежной ступни. Лицо ублюдка было всё усыпано волдырями и угрями, причём они были таких размеров, что можно было подумать, что у него несколько десятков глаз или ноздрей. Он мёртвой хваткой схватился за воздушную ткань небесного цвета платья, и что-то причитал себе нос, брызгая на матовую поверхность плитки кровью и ещё какой-то чёрной слизью.
Настя закрыла лицо руками, пытаясь отгородиться от этого ужаса – ведь она никогда не видела ничего более ужасного, нежели это. Она вообще ничего такого не видела, даже простывшего человека, чего уже говорить о вонючем бомже из трущобы, который пресмыкался за блокадной стеной и жрал трупы своих друзей. Невидимая граница, тщательно охраняющаяся, разделявшая наш городок и болото этих несчастных бродяг, была нарушена.
Я со всей силы двинул ублюдку в лицо, раздавив пару угрей, которые лопнув, одарили мой начищенный до блеска ботинок жёлтым гноем. Руку он так и не отпустил, Анастасия рыдала, у неё начался приступ паники, и мне пришлось врезать каблуком по его морде ещё раз. Не знаю, что на меня тогда нашло, я просто защищал её, просто хотел, чтобы она была девственной в плане нарушений психики, и чтобы её представление о людях не было ни капельки запятнано цветом, который был бы хоть немного темнее светло-серого. Я бил эту лежащую тварь, которая сжимала одеяние моей любимой в кулаке. Я бил его даже тогда, когда его лицо превратилось в смятый блин, по которому было размазано всё содержимое – и кожа, и какие-то хрящи, даже серые с зеленым мозги. Всё это время я тяжело дышал, моя любовь дышала ещё тяжелее, но я и подумать не мог, что всё так случится и насколько невозможно будет потом исправлять эту ошибку.