Шурочка сразу после ночного звонка Тараса поднялась и помчалась в Пулково, благо, что самолёты между Питером и Москвой летают каждые 2 часа. Так что она успела встретить родных на Киевском вокзале и проводить сразу на Курский. В вокзальной суете, сдерживая эмоции, чтобы не испугать ребёнка – что это за разговор? Шурочка с тревогой всматривалась в родные лица. Прошло всего три года, как она их не видела, а, глядя на Олесю и брата, казалось, что прошли все десять. Постарели они за предыдущие годы или за последние пять дней, было не понятно. Олеся постоянно глотала слёзы, рассказывая о мытарствах на границе. А Тарас выглядел, как побитая собака. И в переносном и в прямом смысле. У него была разбита губа и отбиты почки (каждые полчаса он бегал в туалет). Брат избегал смотреть Шурке в глаза. И только прощаясь перед поездом, порывисто обнял сестру и прошептал куда-то в волосы: «Прости, что так всё скомкано получилось!» Но Шурочке показалось, что просил он прощение не за события последних дней, а за всю ту ненависть, что выплёскивал в её сторону последние годы.
Ну, ничего! Ещё успеют они и пообщаться, и простить друг друга! Дай Бог, только чтобы лечение Наденьки было успешным.
Весь день Шурочка караулила Тимура Георгиевича, чтобы высказать ему свою безмерную благодарность за родных, поскольку кто, кроме него, мог ещё помочь? Шеф на горячие слова своего сотрудника только поморщился и сказал:
– Мне нужно, чтобы мои подчинённые отдавали все свои силы работе!
И углубился в бумаги на столе, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Шурочка ничуть не обиделась на холодность шефа. Какими бы эгоистичными соображениями не были продиктованы его поступки, но ведь именно он разрулил безвыходную ситуацию!
5
Нет! Совершенно не понятно, зачем шеф потащил за собой в командировку Шурочку. Что касалось её прямых обязанностей – менеджера по связям с общественностью, то ничем больше в Германии помочь она не могла. А что касается перевода, то для знакомства с производством на заводе Эко-Фармы под Абенсбергом были наняты специальные переводчики, хорошо знакомые с техническими терминами. Но Тимур Георгиевич всё равно заставлял Шурочку присутствовать на всех встречах. Она понимала из беглого разговора специалистов едва ли половину, и ей было скучно. Но она старалась, очень старалась! Попробуй у Тимура Георгиевича не стараться! А после того, как он помог с Наденькой, так и особенно. Он ведь ей, фактически, жизнь спас. Да и Тарасу тоже.
Работа занимала у Шурочки полдня, и что делать во второй его половине было не понятно.
Абенсберг – городок крошечный. Все его достопримечательности – центральная площадь с милыми разноцветными домами в баварском стиле, да пивной завод-музей, больше похожий на сказочный замок из Диснейленда, поскольку построен по проекту австрийского архитектора,
великого затейника Хундертвассера1
.В музей Шурочка сбегала в первый же день, дома на площади перещёлкала, в симпатичной пиццерии все пасты перепробовала. В Мюнхен, где достопримечательностей было полным-полно, добираться надо было больше двух часов в одну сторону, да ещё и с пересадкой, так что свободных полдня на него явно не хватало.
А когда у Шурочки образовался целый свободный день, Тимур Георгиевич её в свободное плаванье не отпустил. Буркнул:
– Ты мне завтра нужна!
Эх, Мюнхен! Близок локоток, да не укусишь! Увы! Работа есть работа.
1
– австрийский архитектор и живописец. Реализовал огромное количество нестандартных архитектурных проектов в Австрии, Германии, США, Японии, Израиле, Швейцарии, Новой Зеландии. Также много работал над дизайном государственных флагов, монет, почтовых марок. Несколько раз менял собственное имя, которое из начального – Фридрих превратилось в итоге в Фриденсрайх, что дословно означает – «богатый миром», и, безусловно, отражает суть его личности.6
На следующий день утром, сразу после раннего завтрака, они вдвоём отправились в дорогу. Арендованную машину вёл сам Тимур Георгиевич. Куда и зачем ехали не сказал. А Шурочка и не спрашивала, зная по опыту, что лишние вопросы шефа раздражают.
Ехали долго, больше трёх часов, Шурочка успела даже подремать в машине, так что в каком направлении был их путь, не заметила. Только остановившись около калитки низенького забора, огораживающего участок с аккуратными, расчерченными как по линейке, клумбами цветов, перерезанными прямыми дорожками, и небольшим двухэтажным домом – то ли чья-то дача, то ли частное жилище, разжал губы и соизволил объяснить:
– Тут живёт немецкая семья моего деда.