Наш общий друг. Часть 1

Вениринги и ихъ новобрачные были въ числѣ приглашенныхъ. Чудовищная массивность составляла характерную черту столоваго серебра мистера Подснапа. Все было сработано такъ, чтобы казалось какъ можно тяжелѣе и занимало какъ можно больше мѣста. Каждая вещь самодовольно говорила: «Вотъ я здѣсь, передъ вами, во всемъ моемъ безобразіи, какъ будто вылита изъ свинца, а между тѣмъ во мнѣ столько-то золотниковъ драгоцѣннаго металла по стольку-то за золотникъ. Если желаете убѣдиться, перетопите меня». Тучная, раскорячившаяся цвѣточная ваза, вся покрытая, точно наростами, какими-то выпуклыми украшеніями, появившимися какъ будто вслѣдствіе вулканическаго изверженія, а не въ видахъ орнаментаціи, говорила эту рѣчь съ массивной серебряной платформы, водруженной посрединѣ стола. Четыре серебряныхъ кувшина для вина, каждый съ четырьмя торчащими изъ него головами и каждая голова съ большимъ кольцомъ въ каждомъ ухѣ, передавали смыслъ той же рѣчи въ оба конца стола и сообщали его пузатымъ серебрянымъ солонкамъ. Всѣ огромныя серебряныя ложки и вилки распяливали рты гостямъ какъ будто нарочно затѣмъ, чтобы впихнуть имъ тотъ же смыслъ поглубже въ горло съ каждымъ проглатываемымъ ими кускомъ.

Большинство гостей походило на это столовое серебро и имѣло на себѣ по нѣскольку такихъ же тяжеловѣсныхъ украшеній. Въ числѣ гостей, находился нѣкій чужеземный джентльменъ, котораго мистеръ Подснапъ пригласилъ лишь послѣ долгихъ преній съ самимъ собою, ибо мистеръ Подснапъ полагалъ, что весь европейскій континентъ состоитъ въ союзѣ между собою и во враждѣ не на животъ, а на смерть, съ учрежденіемъ, именуемымъ «молодою особой». Къ этому джентльмену не только самъ мистеръ Подснапъ, но и всѣ остальные относились, какъ къ глухому ребенку.

Изъ деликатнаго снисхожденія къ обиженному судьбой чужестранцу, мистеръ Подснапъ представилъ ему свою супругу какъ madame Podsnap, а дочь, какъ mademoiselle Podsnap, и намѣревался даже прибавить: «ma fille», но во-время отказался отъ столь продерзостнаго намѣренія. Такъ какъ къ приходу этого чужестранца изъ приглашенныхъ были налицо одни только Вениринги, то онъ прибавилъ снисходительно поясняющимъ тономъ: «monsieur Vеуnaireeng» и потомъ перешелъ на англійскую рѣчь.

— Какъ-вамъ-нра-вит-ся Лон-донъ? — спросилъ онъ съ своего хозяйскаго мѣста, произнося раздѣльно каждый слогъ, какъ будто подносилъ порошокъ или микстуру глухому ребенку. — Лондонъ, Londres, Лон-донъ?

Чужеземный джентльменъ объявилъ, что Лондонъ поразилъ его своею грандіозностью.

— Великъ вѣдь, а? Be-ликъ? — продолжалъ мистеръ Подснапъ, растягивая слова.

Чужеземный джентльменъ находилъ Лондонъ громаднымъ.

— И вѣдь бо-га-тый го-родъ, а? Бога-тый?

Чужеземный джентльменъ нашелъ его, безъ всякаго сомнѣнія, énormément riche.

— Мы говоримъ «enorrmeasly rich», — сказалъ мистеръ Подснапъ снисходительнымъ тономъ. Наши англійскія нарѣчія не оканчиваются на mong, а ch мы произносимъ такъ, какъ будто передъ нимъ стоитъ t. Мы говоримъ: «ричъ».

— Ричъ, — повторилъ чужеземный джентльменъ.

— Не находите ли вы, — продолжалъ съ достоинствомъ мистеръ Подснапъ, — не находите ли вы массы поразительныхъ проявленій нашей британской конституціи на улицахъ столицы всего міра — Лондона, Londres, Лон-до-на?

Чужеземный джентльменъ попросилъ извиненія: онъ не вполнѣ понялъ вопросъ.

— Constitution britanique — пояснилъ мистеръ Подснапъ, какъ будто обучая въ школѣ.

Чужеземный джентльменъ на это сказалъ:

— Mais, конечно, я знаю ее.

Въ эту минуту сидѣвшій на добавочномъ стулѣ, въ концѣ стола, молодой желтолицый джентльменъ въ очкахъ и съ шишкой на лбу произвелъ всеобщее смятеніе. Онъ громко произнесъ: «Эске?» и тутъ же умолкъ.

— Mais oui! — откликнулся на это чужеземный джентльменъ, повернувшись къ нему. Est-ce que? Quoi donc?

Но джентльменъ съ шишкой на лбу, разрѣшившись на сей разъ всѣмъ, что у него было за шишкой, не прибавилъ больше ничего.

— Я спрашивалъ, — заговорилъ опять мистеръ Подснапъ, подбирая нить своей рѣчи, — не замѣтили ли вы на нашихъ улицахъ или, сказать по вашему — на нашихъ parmy, какихъ-нибудь признаковъ, tokens…

Чужеземный джентльменъ съ терпѣливою вѣжливостью просилъ его извинить, но онъ не понималъ, что значитъ «tokens».

— Признаки, — пояснилъ мистеръ Подснапъ: — иначе — знаки, слѣды.

— Ахъ да! Слѣды of a orse — лошади? — спросилъ чужеземный джентльменъ.

— Мы произносимъ «horse» — проговорилъ снисходительно мистеръ Подснапъ. — Въ Англіи, Angleterre, Англіи, мы произносимъ h и говоримъ: «horse». Только низшіе классы у насъ говорятъ: «orse».

— Pardon, я вѣчно ошибаюсь, — сказалъ чужеземный джентльменъ.

— Нашъ языкъ очень труденъ, — продолжалъ мистеръ Подснапъ, — о-очень тру-денъ. Языкъ богатый, но трудный для иностранцевъ. Не стану распространяться дальше.

Тутъ джентльменъ съ шишкой на лбу опять возгласилъ: «Эске» и опять сейчасъ же умолкъ.