Наш общий друг. Часть 1

— Да, но оно не въ вашихъ рукахъ! — прервалъ его Юджинъ съ такою внезапной горячностью, что честный человѣкъ подобострастно отвѣчалъ:

— Такъ, такъ, другой почтеннѣйшій, я и не говорилъ, что въ моихъ. Надо же человѣку что-нибудь сказать…

— А гадинѣ можно быть и потише… Молчать, водяная крыса!

Ляйтвудъ, удивленный столь необычнымъ пыломъ своего безпечнаго друга, поглядѣлъ на него и сказалъ Райдергуду:

— Что бы такое могло приключиться съ этимъ Гафферомъ?

— И не придумаю! Развѣ что нырнулъ черезъ бортъ.

И, говоря это, доносчикъ, все еще сидѣвшій въ лодкѣ, грустно утеръ себѣ лобъ, все также безутѣшно озираясь кругомъ.

— Закрѣпили вы его лодку?

— Покуда отливъ, она будетъ стоять: она закрѣплена, какъ лучше и не надо: садитесь ко мнѣ — сами увидите…

Они колебались, ибо грузъ былъ, казалось, слишкомъ великъ для такой маленькой лодки. Но послѣ завѣренія Райдергуда, что онъ «сажалъ въ нее до полудюжины живыхъ и мертвецовъ, и она ни чуточки не грузла въ водѣ и не черпала бортами», они осторожно усѣлись, украсивъ собою грязную лодку. Пока они разсаживались, доносчикъ сидѣлъ попрежнему, безутѣшно глядя вокругъ.

— Готово. Трогай! — скомандовалъ Ляйтвудъ.

— Трогай! — повторилъ за нимъ Райдергудъ, отчаливая, и прибавилъ: — Если онъ далъ тягу, законникъ Ляйтвудъ, такъ ужъ я ему этого не спущу! Онъ всегда былъ мошенникомъ, провалъ его возьми! Всегда былъ адскимъ мошенникомъ — эта шельма Гафферъ… Ни на волосъ прямоты, ни на грошъ правды. Подлая душа: все исподтишка, никогда ни съ кѣмъ напрямки, ни въ какомъ дѣлѣ…

— Эй! осторожнѣе! — крикнулъ Юджинъ, когда ихъ лодка тяжело стукнулась о сваю, но сейчасъ же смягчилъ рѣзкость этого замѣчанія, добавивъ уже обыкновеннымъ тономъ: — Я бы желалъ, чтобы лодка моего досточтимаго друга была хоть до извѣстной степени одарена человѣколюбіемъ и не перевернулась бы вверхъ дномъ… Осторожнѣе! Осторожнѣе!.. Сиди крѣпче, Мортимеръ… Вотъ опять градъ. Гляди, какъ онъ несется, точно стадо дикикъ кошекъ, прямо въ глаза мистеру Райдергуду…

И въ самомъ дѣлѣ, тотъ получилъ цѣликомъ весь зарядъ, хоть и нагнулъ голову, стараясь не подставить граду ничего, кромѣ своей шелудивой шапки. Его такъ отдѣлало, что, ради спасенія живота, онъ скатился съ лавки подъ вѣтеръ. Остальные послѣдовали его примѣру и пролежали такъ, пока градъ не пошелъ.

Шквалъ пролетѣлъ коварнымъ вѣстникомъ утра. За нимъ, словно просыпаясь, прорѣзалась полоска свѣта, разрывая лохмотьями темныя тучи, и наконецъ, въ образовавшуюся между ними огромную дыру выглянулъ сѣренькій, чахлый денекъ. Въ лодкѣ всѣ дрожали, и всѣ предметы вокругъ, казалось, тоже дрожали: рѣка, лодка, снасти, паруса, даже утренній паръ, что дымился на берегу. Нагороженныя другъ на друга строенія, темныя, сырыя, почти у нихъ на глазахъ засыпанныя крупою града съ изморозью, казались ниже обыкновеннаго, точно они закутались и сжались отъ холода. Мало жизни виднѣюсь по берегамъ. Окна и двери были заперты, и четкія, черныя съ бѣлымъ буквы на вывѣскахъ магазиновъ «глядѣли (какъ сказалъ Юджинъ Мортимеру) точно надгробныя надписи на кладбищѣ умершихъ промысловъ и профессій». Они медленно подавались впередъ, держась подъ берегомъ, скользя и лавируя въ водяныхъ закоулкахъ межъ судовъ. Повидимому, это было нормальнымъ способомъ ихъ лодочника подвигаться впередъ. Всѣ предметы, мимо которыхъ они пробирались, были такъ велики въ сравненіи съ ихъ утлымъ челнокомъ, что положительно грозили ему разрушеніемъ. Корпусъ каждаго корабля съ своими ржавыми желѣзными кольцами для каната, выглядывавшими изъ клюзовъ, давно обезцвѣченныхъ ржавыми слезами желѣза, казалось, торчалъ тутъ съ затаеннымъ злымъ умысломъ. Каждая рѣзная фигура на носу кораблей имѣла грозный видъ, точно хотѣла ринуться впередъ и отправить ихъ ко дну. Каждая рѣшетка шлюза, каждая покрашенная мѣтка на столбѣ или на стѣнѣ, показывающая уровень воды, казалось, думала про себя, какъ тотъ шутникъ-волкъ въ сказкѣ, что разлегся у бабушки на постели: «Вотъ, погодите, будетъ вамъ карачунъ, мои голубчики!» Каждая темная барка съ своимъ тяжелымъ грузомъ, нависшая надъ ними потрескавшимся, вздутымъ бортомъ, казалось, втягивала подъ себя рѣку, съ жаждой засосать и ихъ. И все это гнилое дерево, выцвѣтшая мѣдь, продырявленный вывѣтривавшійся камень, наносы зеленаго ила, — все такъ хвастливо кричало о разрушительномъ дѣйствіи воды, что послѣдствія возможнаго крушенія предоставлялись воображенію такъ же отчетливо, какъ если бы оно уже совершилось. Послѣ получаса разнообразныхъ маневровъ Райдергудъ подошелъ къ одной баркѣ, принялся грести вдоль нея по борту и наконецъ провелъ лодку подъ ея носомъ въ укромное, покрытое грязной пѣной, заводьице. Тамъ защищенная барками отъ рѣки, какъ онъ описывалъ, стояла лодка Гаффера, все та же, прежняя его лодка, съ тѣмъ же пятномъ на днѣ, имѣвшимъ нѣкоторое сходство съ закутанною человѣческой фигурой.

— Ну что, лгунъ я и и нѣтъ, какъ вы скажете? — обратился честный человѣкъ къ своимъ спутникамъ.

— Онъ такъ и ждетъ, что кто-нибудь скажетъ ему эту правду, — шепнулъ Юджинъ Ляйтвуду.