Наш общий друг. Часть 2

Происшедшая въ ней перемѣна раззадорила любопытство Херувимчика, и онъ тихонько переспросилъ:

— Ошибаешься, милочка? Въ чемъ ошибаешься? Я что-то не пойму.

Белла задумчиво ноглядѣла на него и покачала головой.

— А между тѣмъ я знаю, что это такъ, папа. Слишкомъ хорошо знаю.

— Душечка моя, ты меня не на шутку тревожишь, — сказалъ папа. — Ужъ не отказала ли ты еще кому-нибудь?

— Нѣтъ, папа.

— Никому? — переспросилъ онъ, опять, многозначительно приподнимая брови.

— Никому, папа.

— А нѣтъ ли еще кого-нибудь, кто хотѣлъ бы попытать счастья, если бъ ты позволила ему, моя милочка?

— Никого, насколько мнѣ извѣстно, папа.

— Такъ-таки и нѣтъ никого, кто былъ бы не прочь попытать счастья, если бъ ты позволила? — повторилъ свой вопросъ Херувимчикъ, прибѣгая къ послѣднему средству.

— Разумѣется, нѣтъ, — сказала твердо Белла, встряхнувъ его еще раза два.

— Разумѣется, нѣтъ, — согласился онъ. — Милая моя дочурка, я боюсь, что всю ночь не засну, если ты мнѣ не скажешь нумера четвертаго.

— Ахъ, папа, ничего нѣтъ хорошаго въ нумерѣ четвертомъ. Нумеръ четвертый очень меня огорчаетъ, мнѣ даже не хочется вѣрить ему. Я всячески старалась не замѣчать, и мнѣ больно говорить объ этомъ даже съ вами… Дѣло въ томъ, что мистера Боффина портитъ богатство: онъ мѣняется къ худшему съ каждымъ днемъ.

— О, Белла, я надѣюсь, что нѣтъ! Я увѣренъ, что нѣтъ.

— Я тоже надѣялась, тоже старалась не вѣрить себѣ, но это такъ, папа: онъ съ каждымъ днемъ становится хуже и хуже. Не ко мнѣ — со мной онъ всегда одинаковъ, — но ко всѣмъ остальнымъ. Онъ подозрителенъ, капризенъ, жестокъ, несправедливъ. И мнѣ кажется, это все усиливается въ немъ. Если когда-нибудь удача губила человѣка, такъ это случилось съ нимъ. И все-таки подумайте, папа, какъ несокрушима власть денегъ! Я вижу теперь эту власть, презираю ее, боюсь ея, и не увѣрена, что деньги не сдѣлаютъ со мной того же. И несмотря ни на что деньги занимаютъ всѣ мои помыслы, всѣ мечты, и вся моя жизнь, когда я себѣ ее представляю, состоитъ изъ денегъ, денегъ, однихъ только денегъ и всего того, что деньги могутъ дать.

V Золотой мусорщикъ попадаетъ въ дурную компанію

Ошибался ли на этотъ разъ быстрый и наблюдательный умъ Беллы Вильферъ или золотой мусорщикъ дѣйствительно попалъ въ пробирную печь житейскаго искуса и выходилъ изъ нея выжигой. Терпѣніе, читатель: худая молва быстро разносится, и скоро мы все узнаемъ.

Въ тотъ самый вечеръ, когда Белла вернулась домой, отпраздновавъ въ родительскомъ домѣ годовщину счастливаго дня, случилось нѣчто такое, что заставило ее еще больше насторожиться въ ея наблюденіяхъ. Въ домѣ Боффиновъ была комната, извѣстная какъ комната мистера Боффина. Не блиставшая такой пышностью, какъ все прочее въ этомъ домѣ, она была зато гораздо уютнѣе другихъ апартаментовъ: въ ней царилъ духъ домашняго очага, который былъ загнанъ въ этотъ уголокъ обойнымъ и декоративнымъ деспотизмомъ, неумолимо отворачивавшимъ лицо свое отъ всѣхъ моленій о пощадѣ, съ какими обращался къ нему мистеръ Боффинъ, пытаясь отстоять другія комнаты. Комната мистера Боффина, несмотря на свое скромное положеніе (окна ея выходили на бывшій уголъ Сайлеса Вегга) и на отсутствіе въ ней атласа, бархата и позолоты, занимала въ домѣ прочное мѣсто, въ родѣ того, какъ туфли и халатъ. Всякій разъ, когда семья хотѣла провести особенно пріятный вечерокъ у камина, она непремѣнно, какъ бы по непреложному, разъ навсегда установленному правилу, собиралась въ комнатѣ мистера Боффина.

Когда Белла вернулась домой, ей доложили, что мистеръ и мистрисъ Боффинъ сидятъ въ этой комнатѣ. Направившись прямо туда, она застала тамъ и секретаря, явившагося, очевидно, по дѣлу, такъ какъ онъ стоялъ съ какими-то бумагами въ рукахъ у стола, на которомъ горѣли свѣчи подъ абажуромъ и за которымъ сидѣлъ мистеръ Боффинъ, откинувшись на спинку мягкаго кресла.

— Вы заняты, сэръ? — спросила Белла, въ нерѣшимости остановившись въ дверяхъ.

— Нѣтъ, нѣтъ, моя милая. Вы свой человѣкъ. Вы у насъ не гостья. Входите, входите. Вотъ и старушка наша на своемъ всегдашнемъ мѣстечкѣ.

Мистрисъ Боффинъ поспѣшила подкрѣпить эти слова привѣтливымъ кивкомъ и улыбкой, и Белла, захвативъ свою книгу, подсѣла къ камину за рабочій столикъ хозяйки. Мистеръ Боффинъ сидѣлъ въ противоположномъ углу.

— Ну, Роксмитъ, — заговорилъ онъ, такъ громко стукнувъ по столу рукой, дабы привлечь вниманіе секретаря, что Белла, перевертывавшая листы своей книги, вздрогнула и обернулась къ нему, — ну, Роксмитъ, на чемъ бишь мы остановились?

— Вы говорили, сэръ, — отвѣчалъ секретарь съ замѣтной неохотой, оглянувшись на остальную компанію, — вы говорили, что находите своевременнымъ назначить мнѣ окладъ.

— Не считайте для себя унизительнымъ сказать просто «жалованье», милый мой, — жестко поправилъ его мистеръ Боффинъ. — Я никогда не говорилъ ни о какомъ своемъ «окладѣ», когда былъ въ услуженіи, чоргь возьми!

— … Назначить мнѣ жалованье, — поправился секретарь.

— Роксмитъ, вы не горды, я надѣюсь? — спросилъ мистеръ Боффинъ искоса взглянувъ на него.

— Надѣюсь, сэръ, что нѣтъ.