Наш общий друг (Книга 3 и 4)

Растерянный, усталый и вне себя от ярости он остановился против ворот Тэмпла, когда они закрылись за Рэйберном и Лайтвудом, раздумывая, идти ли ему домой или оставаться на страже. Одержимый в своей ревности навязчивой идеей, будто Рэйберн посвящен в тайну, и едва ли не сам это затеял, Брэдли был уверен, что в конце концов одержит победу над Рэйберном, если будет все так же настойчиво преследовать его, как и раньше ему случалось преодолевать какую-нибудь школьную премудрость путем той же медленной и упорной настойчивости. Она уже сослужила хорошую службу ему, человеку быстро загоравшемуся страстью и медленно соображавшему, - и сослужит еще раз.

В то время как он стоял под чьей-то дверью, глядя на ворота Тэмпла, ему в душу закралось подозрение, что, быть может, Лиззи прячется там. Это было возможно и могло послужить поводом для бесцельных прогулок Рэйберна. Он думал и думал и, наконец, решил прокрасться на лестницу и послушать у дверей, если только сторож его пропустит. И вот бледная голова, словно подвешенная в воздухе, двинулась через дорогу, подобно призраку одной из многих голов, когда-то украшавших соседний Тэмпл-Бар *, и остановилась перед сторожем.

Сторож взглянул на нее и спросил:

- К кому вы?

- К мистеру Рэйберну.

- Сейчас очень поздно.

- Он, я знаю, вернулся с мистером Лайтвудом всего часа два назад. Но если он уже лег, я опущу записку в ящик для писем. Меня ждут. Сторож промолчал и открыл ворота с некоторым сомнением. Увидев, однако, что посетитель быстро идет в нужном направлении, он успокоился.

Бледная голова поднялась по темной лестнице и осторожно нагнулась почти до полу перед дверью, ведущей в комнаты Лайтвуда. Внутренние двери были, по-видимому, не заперты, и в щели одной из них падал свет от свечи, а за дверью слышались шаги. Слышался также говор двух голосов. Слов нельзя было разобрать, но оба голоса были мужские. Через минуту-другую голоса умолкли, шагов не стало слышно, и свет погас. Если бы Лайтвуд мог видеть то лицо, которое не давало ему уснуть, в темноте перед дверью, как раз в то время, когда он говорил о нем, вряд ли ему удалось бы уснуть в ту ночь.

- Не здесь, - сказал Брэдли, - но она могла быть и здесь.

Голова приподнялась до прежнего уровня, снова проплыла вниз по лестнице и дальше, к воротам. Там стоял человек, переговариваясь со сторожем.

- Ага! - сказал сторож. - Вот и он! Заметив, что на него обратили внимание, Брэдли перевел взгляд со сторожа на его собеседника.

- Этот человек хочет оставить письмо для мистера Лайтвуда, - объяснил сторож, показывая письмо, - а я сказал, что один посетитель только что пошел на квартиру к мистеру Лайтвуду. Может быть, по одному и тому же делу?

- Нет, - ответил Брэдли, глядя на незнакомого ему человека.

- Нет, - угрюмо согласился человек, - мое письмо... Это моя дочка писала, но только оно мое, - по моему, значит, делу, а раз дело мое, то оно никого не касается.

В нерешимости выходя из ворот, Брэдли услышал, как они закрылись за ним, услышал и шаги нагонявшего его человека.

- Извините, - сказал человек, который был, по-видимому, навеселе и скорее наткнулся на Брэдли, чем дотронулся до него, чтобы привлечь его внимание, - вы, может, знакомы с Другим Хозяином?

- С кем? - спросил Брэдли.

- С Другим Хозяином, - сказал человек, показывая большим пальцем правой руки через правое плечо.

- Не знаю, кого вы имеете в виду.

- Ну, слушайте, - начал он доказывать свою теорему на пальцах левой руки указательным пальцем правой. - Есть два Хозяина, так? Один да один два - адвокат Лайтвуд, вот этот палец, так? Ну ладно, может, вы знакомы со средним пальцем, с Другим?

- Я знаю о нем столько, сколько мне нужно знать, - сказал Брэдли, хмурясь и глядя прямо перед собой.

- Ура-а! - воскликнул человек. - Ура, другой, другой Хозяин! Ура, Третий Хозяин! Я тоже по-вашему думаю!

- Не поднимайте шума в такой поздний час. О чем вы это болтаете?

- Послушайте, Третий Хозяин, - возразил человек, становясь еще более хриплым и сообщительным. - Другой Хозяин всегда шутит надо мной свои шуточки, думается мне, потому, что я человек честный и добываю свой хлеб в поте лица. А он - нет, да и где ему.

- А мне какое до этого дело?

- Третий Хозяин, - возразил человек тоном оскорбленной невинности, если вы не хотите дальше слушать, то и не слушайте. Вы сами начали. Вы сказали, и даже очень ясно, что вы ему вовсе не друг. Но я никому не навязываюсь со своей компанией и со своими мнениями. Я честный человек, вот кто я такой. Посадите меня где угодно на подсудимую скамью - и я скажу: "Милорд, я честный человек". Посадите меня где угодно на свидетельскую скамью - я скажу то же самое его милости господину судье, и книгу поцелую. Не обшлаг свой поцелую: я поцелую книгу.

Не столько из уважения к такой положительной характеристике, сколько отчаянно хватаясь за всякую возможность приблизиться к тому, на чем было сосредоточено все его внимание, Брэдли Хэдстон ответил:

- Вам нечего обижаться. Я не собирался останавливать вас. Вы слишком громко кричали посреди улицы, вот и все.