Наш последний эшелон

От педа до квартиры актрисы местного драматического театра Юлии Айвазовой недалеко, квартала два. Живет Юля одна, снимает квартиру, то есть родители шлют из Бограда тысяч двести в месяц. И Юля получает в театре примерно столько же; деньги у нее водятся… Выгнать с порога не должна, мы ей близки и интересны и связаны годами дружбы. Серега когда-то был ее почти мужем несколько месяцев. Может, даст на бутылку и выпить у себя разрешит.

А небо такое незимнее, ясное, солнце светит. А у прохожих серые унылые лица; идут куда-то. Наши шаги, их шаги сливаются в висках в удары невропатологических молоточков. Надо выпить, срочно надо выпить! И, чтобы выпустить сгусток скопившегося ожидания, я начинаю глухим, подпольным речитативом:

Вихри враждебные веют над нами,

Темные силы нас злобно гнетут…

Юрик и Серега, конечно, подхватили, укрепили гимн героев ежедневной реальности. Вдохновенные оборванцы, смело идущие навстречу безвестным судьбам, готовые к любым испытаниям, к вечной борьбе во имя высших целей. А эти рядовые прохожие, забитые, злобные, погрязшие в своих ничтожных для всемирной истории делишках, взглядывают на нас и тут же отворачиваются. Наверное, боятся вслушаться и понять, чтобы не бросить всё и не пойти с нами в ногу, отрешиться от своего пошлого, душного мира.

Пятиэтажный дом почти в центре Абакана. Дом хрущевских времен, без особых удобств и архитектурных излишеств. Мне больше по душе строгие громады девятиэтажек, чем такие, готовые развалиться полубараки. Но подъезды здесь теплые, и при необходимости ночевать в них можно очень даже неплохо. Но, с другой стороны, жильцы старые и злые, даже перекурить не дают, и когда звонишь к Юльке, то соседние двери обязательно приоткроются на цепочке и сморщенные мордочки с подслеповатыми глазками следят, изучают тебя; кто-нибудь, конечно же, проскрипит: «Да нету никого дома, нету. Чего трезвонить?»

Дверь открыл высокий мужчина средних лет. Лощеное лицо с несколькими интеллектуальными морщинами, волосы чуть тронуты сединой, задумчивые тяжелые глаза. Просторная байковая пижама голубого цвета… Все мы тут же узнали его, все мы когда-то работали в театре: это главный режиссер – Георгий Вениаминович Свешин.

Я, честно говоря, растерялся. Когда ожидаешь встретить миленькую Юлькину улыбку, а вместо нее появляется солидный главреж, то подходящие слова лично у меня не рождаются. Вот за что Серега достоин всяческого уважения – тут же перестроился и выпалил:

– Доброе утро, Георгий Вениаминыч! А мы к вам, к вам по срочному делу! Можно?

– Что ж, пройдите, – без капли радушия разрешил главреж.

Я понимаю его, положение не из приятных: девять утра, трое буйных ребят врываются в квартиру актрисы Айвазовой и застают здесь такого мужчину, как Георгий Вениаминович. И плохо, что он, интеллигент, обязан впустить, еще хуже, что нет глазка в двери…

Серега у нас в авангарде. Скинул летние туфельки, шинель, шапку, вошел в зал. А в ванной шумит вода – Юлька смывает с тела следы ночных ласк мужчины.

Мы сели рядком на диван, Георгий Вениаминович опустился в кресло, закурил фильтровую сигарету, молвил:

– Н-ну-с? Я слушаю.

Юрка блуждает равнодушным взором по стенам, потолку, я просто уставился в пейзаж художника Пикулина, подаренный Юльке в позапрошлом году, в день ее двадцатидвухлетия. Серега смело начинает беседу:

– Я слышал, Георгий Вениаминович, что вы решились поставить спектакль по пьесе Чехова «Чайка»?

– Да.

– А можно узнать, в двух действиях будет постановка или в четырех?

Свешин вздохнул, видно, теряя показное спокойствие, но ответил:

– В четырех действиях естественно, как у автора.

– Правда?! Наконец-то три антракта!

– Нет, антракт будет один. Но я не понимаю…

– Георгий Вениаминович, мы пришли к вам, то есть – я, с предложением поп… – Серега кашлянул и твердо договорил: – Попробуйте меня на роль Треплева!

Главреж от изумления громко хмыкнул.

– Не смейтесь, Георгий Вениаминович! Я и слова разучил, послушайте. – Серега вскочил, стал прохаживаться по залу и говорить меланхолично кому-то невидимому: – «Правда, тебе нужно жить в городе». – Затем вдруг вперился в ковер на стене и внятно попросил: – «Господа, когда начнется, вас позовут, а теперь нельзя здесь. Уходите, пожалуйста». – Посмотрел на несуществующие часы на руке. – «Хорошо, только через десять минут будьте на местах. Скоро начнется».

Я не ожидал от Сереги такого, смотрел удивленно, даже не засмеялся, когда он принялся щупать и поправлять «кулисы».

– «Вот тебе и театр. Занавес, потом первая кулиса, потом вторая и дальше пустое пространство. – И Серега в подтверждение даже ткнул в пустоту рукой, и скривил самоуверенно губы. – Декораций никаких».