Профессор прошелся по кабинету, темному, со строгой мебелью. Окно наглухо завешено толстыми шторами, напоминающими стальные щиты; шума улицы в кабинете никогда не слышится, чтобы не тревожить, не отвлекать от занятий Бориса Ивановича. Возле узенькой кушетки стоит круглый столик, а на нем тарелки, чашки с недопитым, прокисшим кофе. Ах, как давно он не ел! Последние несколько дней были особенно напряженными, Борис Иванович работал в какой-то лихорадке, страница за страницей, наскоро сверяя цифры и факты с работами предыдущих историков и исследователей, забывая указывать порой название источника, но зато сам текст ложился безупречный, ужасающий, безжалостный, если хотите. Прочитав эти строки, человечество осознает, наконец, что же такое война, оно задумается и прекратит себя уничтожать.
Борис Иванович поежился, то ли от прохлады в кабинете, то ли от яркости своих мыслей, и вздохнул:
– Теперь-то, надеюсь, я могу покушать как следует?
Улыбка появилась на его изнуренном, давно небритом лице, – он представил сковороду с шипящей глазуньей из шести яиц, прячущиеся среди белка маленькие кусочки крепкосоленого сала.
– Маша! Маша! – позвал Борис Иванович, появляясь в гостиной, приглашая жену обрадоваться его возвращению в мирскую жизнь, но жена не отозвалась.
Профессор обшарил весь дом. Он был пуст, ни один человек не откликался. Пахло холодной пылью, испортившимися продуктами, грязным бельем.
– Что такое? Что такое? – шептали губы Бориса Ивановича, ему стало тревожно, он вернулся в гостиную. Походил там, окруженный приятными и знакомыми вещами, среди которых он проводил обычно минуты отдыха… Что-то не то. Серванты, вазы, кресла потускнели, смотрели на хозяина равнодушно, но пристально, не моргая. Из черной пасти камина тянуло осенью.
– Да что такое, в конце концов?!
Борис Иванович посмотрел в окно и увидел дома, какие видел всегда, и улицу, деревья, фонари. В домах теперь никто не жил, а улица была пуста, деревья сбросили листву и казались мертвыми, фонари остыли.
– Гм…
Еще через некоторое время Лебедев – профессор истории, лауреат многих премий, автор общепризнанных трудов и ряда оригинальных гипотез – покинул свой дом и больше в него не вернулся.
Глава двадцать первая
– …Возьми хоть миллион горшочков с водой, и в каждом отразится солнце. Оно будет сиять и слепить, как настоящее, но это не значит, что в каждом горшочке теперь есть по солнцу. Солнце одно, и для каждого у него достаточно света, оно никого не обойдет и не забудет. Так же и у Господа для каждого из нас хватает любви и мудрости. Там, далеко-далеко, в райском саду, он играет в духовные игры, и он видит нас, он за нами следит. Вечно юный, прекрасный Кришна – верховный Господь наш, он поддерживает все человечество. И наши души, даже души самых заблудших, самых, казалось бы, плохих людей, стремятся к нему, они хотят света, они хотят коснуться живительного потока его неиссякаемой духовной энергии. Душа всегда желает очиститься. И души, вошедшие во внутреннюю энергию Господа, – это освобожденные души, перед ними открыто таинство, которое для душ обусловленных не откроется никогда, если человек сам не захочет прозреть и встать на путь самоосознания. Ведь всего одна, всего одна четверть энергии Господа распространяется на материальный мир, а три четверти – на духовный. Материя – только тонкая оболочка духа. И чтобы достичь духовного мира, чтобы влиться во внутреннюю энергию Господа, получить духовное знание, нужно быть ему беспримесно преданным, нужно отказаться от материального начала, нужно преодолеть обыденность и суету, и тогда, только тогда он даст тебе все свои качества. Размер его не превышает и двадцати сантиметров, но может разрастаться и охватить все мироздание, а мироздание – это бесконечность. Солнечная система, как горчичное зернышко, а таких зернышек бессчетное количество. И Господь Кришна главенствует над всем этим, над всей бесконечностью, и энергия его неистощима и всеобъемлюща.
С каждым глотком и с каждым воспринятым словом я будто делаю кувырок куда-то все дальше и дальше; то ли кувыркаюсь я по склону вверх, то ли вниз. Глаза почти что закрыты, но я еще вижу ее, эту чернявую девочку, худенькую, милую девочку. Мне нравятся девочки, изнуряющие себя недоеданием, у них особенные, нереально ясные и большие глаза.
– …Но это очень сложно. Духовный процесс, путь к Господу очень сложен, он требует испытаний и жертв. Ты должен отбросить и повернуться спиной ко всему, что казалось тебе до этой минуты источником твоих наслаждений. Ты должен освободиться от рабства материи, и тогда ты вкусишь трансцендентный нектар истинной жизни – жизни внутри духовной энергии Господа.
Чудный у нее голос, он словно бы колокольчик звенит перед моим лицом и тянет, тянет куда-то. Вот если бы она пришла раньше, когда я только принял ванну, запарил манагу и готовился к очередному путешествию, я бы с удовольствием… Я так бы ей всандалил! Она была бы довольна. Я просто завалил бы ее на диван и напихал до краев. А теперь… Чего ей надо теперь, когда я отправился в далекий и увлекательный путь.