Наш принцип

Шамиль посмотрел в глаза лейтенанту и вздрогнул. Он что, читает его мысли — этот русский? Много раз Шамиль думал о том же. Самое страшное, что может быть в жизни, — это умереть предателем и трусом. Он прав — этот, совсем еще юный, лейтенант. И он тверд как скала, несмотря на свою молодость. Да полно! Человек ли это? Человек должен бояться смерти, а он улыбается. Может быть, это ангел, которого послал ему во искушение русский Бог Исса?

Шамиль долго молчал, он думал: вспоминал свою безоблачную юность, как учился в педагогическом техникуме в Твери, любил русскую девушку Люду, вспомнил о своих родителях, погибших при бомбежке в первую кампанию, о своих братьях и сестрах, о жене и детях, которых война разбросала по городам и весям.

Русский лейтенант разбередил ему сердце.

Шамиль резко поднялся.

— Пойдем, — только и сказал он.

Володя молча последовал за ним. Они шли по тропе среди раскидистых платанов к скале, которая возвышалась на краю леса и уходила своей кручей высоко вверх.

— Я сам застрелю тебя, — Шамиль шел первым, — боюсь, что джигиты не выполнят мою просьбу и перережут тебе горло. Слишком уж они злы на вас.

Они подошли к скале. Володя встал впереди, по пальцам его левой руки стекала кровь и тяжелыми каплями падала на сырую от росы землю, он расправил плечи, поднял голову и вновь посмотрел в глаза полевому командиру.

И вновь дрожь пробежала по телу Шамиля, и он потупил взгляд.

— Отвернись!

— Я не хочу получить пулю в затылок. Стреляй так. — И он, взявшись пальцами за медный нательный крестик, поднял свои зеленые глаза вверх, любуясь небом, покрытым тучами, где высоко и свободно, расправив крылья, парил орел.

Шамиль долго тряс головой, как будто в мозгу засела заноза, затем спрятал «Стечкин» в кобуру и неуверенной походкой, не оглядываясь, двинулся назад в лагерь. Таким полевого командира Шамиля Дадаева не видел никто. Он шел так, как будто на плечи ему опустили непомерный груз. Может быть, ту скалу, под которой, широко раскинув руки, лежал и смотрел в небо зеленоглазый ангел по имени Володя.

Уговорщик

В первую секунду он даже не понял, что произошло. Винты самолета насвистывали блюз, и Борис задремал, откинувшись в удобное кресло из красного бархата, покрытого сверху кристально чистой белой салфеткой.

Он открыл глаза и огляделся. В проходе, между рядами кресел, стояла невысокая девушка и, сдвинув брови, сурово смотрела на пассажиров. Лицо ее исказила злоба. Она сжала руки в кулаки так, что видно было побелевшие костяшки пальцев.

— Что вы сказали? — спросил кто-то сзади. — Нам тут не слышно!

— Я сказала: сидеть всем тихо. Никому не шевелиться, у меня бомба. Теперь всем слышно?

Ей никто не ответил, в самолете повисла зловещая тишина. Слышался только гул турбин двигателей.

Бортпроводница, которая вышла из-за занавесок, остановилась в замешательстве, на лице у нее застыла дежурная улыбка, которая с каждой минутой все больше и больше напоминала гримасу ужаса.

Девушка повернулась к стюардессе.

— Всем членам экипажа быть в кабине, никому не выходить. Понятно?

Стюардесса закивала головой и попятилась назад. Где-то в середине салона захныкал ребенок.

— Я сказала: тихо сидеть. Успокойте ребенка. Я не шучу! У меня бомба!

Борис сидел совсем рядом с проходом. При желании он мог встать, протянуть руку и дотронуться до девушки.

Но он не стал этого делать. Вместо этого он внимательно рассматривал ее. На вид лет восемнадцать — двадцать, невысокая, рост примерно сто пятьдесят — сто пятьдесят пять, цвет волос темный. Скорее всего, родом с Кавказа. Одета в черную длинную юбку, черную кожаную куртку, черный платок, повязанный концами назад. Черноглазая. Довольно симпатичная.

Девушка, увидев, что ее пристально разглядывают, перевела взгляд на Бориса. В ее глазах вновь сверкнули молнии.

— Отвернись! Не смотреть на меня!

Борис закрыл глаза. Что ж, не грех и так посидеть. Если это чья-то дурацкая шутка, то можно подремать, а если нет — то и смысла просыпаться тоже нет.

Это было бы очень смешно, если бы не было так печально.

Всего полгода назад Борис уволился в запас из органов внутренних дел. В милиции он прослужил двадцать лет, где занимал должность психолога и считался профессиональным переговорщиком.

Жена Марина неделю уговаривала его отдохнуть десять дней в Турции. А когда путевки были уже куплены, у нее случился аврал на работе.

— Ты отдыхай там, — виновато улыбаясь, говорила она Борису, — я прилечу через пару-тройку дней. Ты даже соскучиться не успеешь.

Да, тут можно не успеть не только соскучиться…

Сначала их собрали в актовом зале института повышения квалификации работников МВД. После небольшой беседы, где в основном были затронуты организационные вопросы: расселение, отметки в командировочных удостоверениях и прочая рутина, — их отправили по кабинетам, где сформировывались учебные взводы.

Психологов собралось десять человек: пять юношей и пять девушек.

Когда в аудиторию вошел усталый седой полковник, все поднялись. Он поздоровался и взял в руки журнал.