Наш Современник, 2001 № 05

Перестанут писать пьесы, уточняющие трактовку тех или иных событий. Это станет неприличным, зачем вторгаться в область науки, она доказывает нам: в мире все происходит так, как надо,- мы ведь все равно с этим не согласимся. Слова Чаадаева: "Средства, пускаемые в долг обездоленными классами для завоевания земных благ, без сомнения, отвратительные... Бедняк, стремящийся к малой доле достатка, которого вам девать некуда, бывает иногда жесток, это верно, но никогда не будет так жесток, как жестоки были ваши отцы, те именно, кто сделал из вас то, что вы есть, кто наделил вас тем, чем вы владеете",- с достаточной полнотой описывают исторические события двух предыдущих столетий (XIX и XX) и наверняка двух последующих*. Две-три детали, относящиеся уже к истории России, добавил Платонов: "Отец Прокофия пришел с империалистической войны в шинели на голое тело" ("Чевенгур"); "Бабы в одной деревне - нерожающие сплошь, после того, как надорвались на полевых работах без мужиков в 1914 -17 гг." (Зап. кн., с. 208**). Вряд ли к этому можно прибавить что-либо существенное. Любая пьеса - фрагмент чеховского сюжета протяженностью в десять тысяч лет. Может быть, поэтому еще у древних греков содержание трагедий ограничивалось общеизвестными сказаниями о героях эпоса, а изображение текущей жизни и событий, всем памятных, пресекалось.

Большинство пьес будет на два-три действующих лица и - монопьесы; время действия - сейчас, место действия - сцена театра и одновременно всюду; везде. Времена, по-видимому, не удастся синхронизировать, действующими лицами могут быть Платонов и Вирджиния Вулф, время и место - в половине двенадцатого на Трафальгар-сквер, на расстоянии двух ружейных выстрелов от морского берега. Мысль о такой пьесе при чтении "Счастливой Москвы" ("можно встретить незнакомую женщину и пробеседовать с ней всю ночь, испытывая таинственное счастье дружбы, когда хочется жить вечно в этой тревоге") кажется привлекательной: сказка для взрослых; почти небылица; ее начало уже написано Платоновым (Зап. кн., с. 226):

Она. На чем мы остановились?

Он. Да это занавес отдернули.

Она. Нас видят.

Он. А пусть, они все равно ничего не поймут, давайте продолжать...

И т. д. Здесь не удалось синхронизировать и место действия: Трафальгар-сквер значительно дальше двух ружейных выстрелов от морского берега; впрочем, театр - он только-только начинается.

Ф.Кузнецов • Шолохов и «Анти-Шолохов» (окончание) (Наш современник N5 2001)

Феликс Кузнецов

ШОЛОХОВ И "АНТИ-ШОЛОХОВ"

Конец литературной мистификации века

Глава шестая

"ДАКТИЛОСКОПИЯ" ПРОЗЫ

Запах чеборца

Сомнения в авторстве "Тихого Дона" меньше всего испытывали казаки. Не только те, кто ушел в эмиграцию, в чем мы убедились, постигая трагическую судьбу Павла Кудинова, но и земляки М. А. Шолохова, жители Вешенской и других станиц и хуторов Верхнего Дона.

Сохранилось немало свидетельств того, как восприняли они появление в выпусках "Роман-газеты" - наиболее массового издания тех лет - романа "Тихий Дон". Вот одно из них, - его привел местный краевед Иван Данилов в своей "книге народной памяти" "Донской чёбор".

Вспоминает Петр Трофимович Шапров:

"- Когда вышли первые части "Тихого Дона", читали книгу всем миром. Полстаницы собиралось на баз моего отца, где при организации колхоза сделали бригадный двор. Сойдутся, рассядутся в кружок прямо на земле - отец им читает... Стемнеет, а расходиться не хотят.

Просят читать дальше. Зажигали лампу, выносили во двор и читали дальше... Ну, а керосина-то тогда у всех намале было... Решили, что каждый, кто хочет слушать "Тихий Дон", пусть принесет полбутылки керосина...

Ничего похожего на эти чтения я в жизни больше не встречал: катались по земле от смеха, плакали, спорили... Многих героев угадывали по поступкам, по жизни, другие в романе прямо названы...

Вот комиссар Малкин... Тот, что шутя отправлял людей на расстрел. Был такой в самом деле. У тещи моей останавливался, когда приезжал в Букановскую. Заявится в дом и, не раздеваясь, в сапогах - бряк на кровать... Лежит и наганом играется, подбрасывает его под самый потолок...

Позже работал он в Москве, потом в Сочи".

Это не придумано. Книга народной памяти и по сей день хранит эти воспоминания - о том, как встретили "Тихий Дон" на Дону, о людях, которые узнавали себя в героях романа.

Обратимся к свидетельствам скромных вешенских учителей А. Г. Кузнецовой и В. С. Баштанник, которые, как и другие краеведы, бережно собирали эти крупицы, устанавливая, что "Тихий Дон" таит в себе правду многих реальных человеческих судеб, характеров и ситуаций.

Они встречались, беседовали с людьми, узнававшими себя в персонажах романа, их близкими и записывали эти рассказы о встречах с прототипами героев. К примеру, с братьями Ковалевыми (по-уличному Ковальковыми), которые дали жизнь в романе братьям Шумилиным (по-уличному Шамилям): "...О братьях Ковалевых все так в Каргинской и говорят: "Вот это Шамили".

Сельские краеведы пишут: