Наш Современник, 2001 № 08

“Отплытье Марии Стюарт” — отплытье на смерть. Шотландская королева, автор талантливых стихотворений, умнейшая и образованнейшая женщина своего времени, прибывшая в Англию из Франции, была обезглавлена по указу Елизаветы Английской. Но это — так, к слову об исторических параллелях, которые Цветаева умела замечать и использовать со значением.

Уезжать же в Россию, по мнению ее парижских друзей и знакомых, она не хотела. Какой-то тайный страх необоримо терзал ее: ехала ведь не по собственной воле, безрадостно, как и жила последние годы с сыном под наблюдением и опекой советского полпредства.

...Призрак крюка, на котором она будет повешена, преследовал ее давно. Это не была навязчивая идея одержимого, душевнобольного человека: Цветаева видела его воочию. Она, так часто переселявшаяся в своих произведениях с этого света на тот, чувствовавшая, как подступает к ней новая земля — воздух, как сама она отрывается от привычной — земной черты оседлости, становится духом и проходит через смерть, которая, в ее представлении, всего лишь курс воздухоплаванья, была награждена даром ясновидения, приоткрывавшим ей будущее.

Когда-то она спросила: “...следующая ступень после России — куда?” — и тут же ответила: “Да почти что в Царствие Небесное!”

Россия приняла Цветаеву недружелюбно. Мало того, что у нее в Москве больше не было своего угла, ее еще подвергли медленной пытке: вначале на глазах у матери арестовали дочь, а вскоре этой унизительной и незаконной процедуре был предан и ее муж. “Демонические” люди будто бы дожидались приезда Цветаевой, чтобы сделать ее свидетелем, пока только свидетелем подготовленной драмы. “Молот ведьм” взмыл над головой поэта.

Война, охватившая Европу и стремительно ворвавшаяся в пределы бывшей Российской империи, усугубляла нарастающую панику в душе Цветаевой, и без того усиленную одиночеством парии: ее боялись, ее сторонились, как прокаженной, поэт Тарковский считал ее “чуть-чуть чернокнижницей”.

Есть у Цветаевой незавершенное стихотворение, которое она писала в Голицыне. В нем — предсмертное настроение, отраженное ясновидящей:

Смертные мои! Бессмертные

Вы по кладбищам! Вы, в кучистом

Небе — стаей журавлей...

О, в рассеянии участи

Сущие — души моей!

Сущие участи души моей... О ком это так горько, так обреченно? Возможно, о близких, томящихся по узилищам, а может быть, о бессмертных ангелах, ведающих о земной участи смертных. О ее участи.