Наш Современник, 2001 № 12

На протяжении всего царствования Николай I ни разу не усомнился в легитимности своей власти и в том, что никакие потрясения не лишат его народной любви и поддержки. “Кто осмелится нас атаковать? — задавался он вопросом в 1830 г., в разгар новых революций в Европе и роста там антирусских настроений. — А если кто и осмелится, то я найду надежную опору в народе” (т. 1, с. 115). Рассказ очевидца о холерном бунте на Сенной площади в Петербурге в 1830 г. (т. 2, с. 99—103) выглядит свидетельством авторитета царя в народной среде и его большого личного мужества при усмирении бушующей толпы. “Православные, что вы делаете? — воскликнул Николай на площади. — Забыли Бога! Забыли обязанности ваши и производите беспорядки! На колени!” И толпа, повинуясь, опустилась на колени...

Ярким воплощением николаевского наследия — триады “Православие, Самодержавие, Народность” на многие десятилетия стал воинский клич “За Веру, Царя и Отечество!”, доступный и близкий пониманию каждого русского человека. Вот уж поистине подлинный девиз освободительного движения в России, поднимавший армию и народ на защиту родных пределов от внешнего врага! В марте 1848 г., в разгар европейских революций, этот призыв прозвучал в манифесте Николая I (т. 1, с. 121), возвещавшем об угрозе нового похода мятежных сил Западной Европы против России. Память о 1812 г. была еще очень жива. Перед лицом внешней угрозы верховная власть твердо заявила о готовности отстаивать свободу страны вместе с народом, подчеркивая преемственную связь с прежними поколениями защитников Отечества и свою верность преданиям старой Руси: “По заветному примеру Православных Наших предков, призвав в помощь Бога Всемогущего, Мы готовы встретить врагов Наших, где бы они ни предстали, и, не щадя Себя, будем в неразрывном союзе с Святою Нашей Русью защищать честь имени Русского и неприкосновенность пределов Наших”.

В сборнике опубликована часть обширной переписки Николая Павловича с членами императорской фамилии, высшими сановниками, архиереями православной церкви и др. лицами (т. 1, с. 134—195).

Переписка Николая I с великим князем Константином Павловичем (сентябрь 1826 — январь 1827 гг.) открывает сведения о разногласиях между братьями по важным вопросам — таким, как порядок тогда уже состоявшегося суда над декабристами и расследование заговора в Царстве Польском. Николай убежден в правовой безупречности суда по делу декабристов, которым “мы у себя в России дали пример процедуры чуть-чуть не с участием представителей, показав этим самым перед всем миром, насколько наше дело было просто, ясно и священно”. Но Константин был далек от восторгов по адресу “петербургского суда”. Он ссылался на авторитетное для него общественное мнение “конституционных стран”, отказавших этому суду в “компетентности и правосудности” из-за закрытости заседаний и отсутствия “гласной защиты” обвиняемых. Константин пытался привить царствующему младшему брату некоторые европейские понятия: “В конституционных странах суды должны быть постоянные, а процесс публичным”. Но его наставления никак не повлияли на образ мыслей Николая I, склонного в борьбе с крамолой “действовать, насколько возможно, законно и, следовательно, не изобретать ничего, а руководствоваться примерами прошлого”. В сентябре 1826 г. царь известил брата о своем намерении назначить чрезвычайный, хотя и “почти некомпетентный” и не вполне законный, суд для арестованных заговорщиков-поляков, готовивших восстание в Царстве Польском — конституционном в ту пору государстве. Но Николай считал, что “нельзя колебаться в выборе формы, раз опасность настолько очевидна”. Взгляд Константина на дело польских заговорщиков заметно отличался от николаевского. Великий князь требовал неукоснительного соблюдения законных форм. Обвиняемые нашли в его лице заступника, заявившего монарху, что участники заговора с их “планами” (вернуть краю независимость. — В. В. ), “как они ни виновны и ни преступны, уже в своем положении всегда найдут извинение в глазах мыслящих людей всех веков”. Николай I уступил брату в деле устройства польского процесса, обещая “строго держаться в этом случае требований закона”. До восстания 1830 г. и бегства Константина Павловича из Польши оставалось менее четырех лет...