Наш Современник, 2001 № 12

Дорогой Станислав Юрьевич!

Посылаю Вам мой перевод “Ворона”. Побудило меня заняться им то, что Э. По придавали больше в словах и выраженьях пышности, чем у него их было. Эд. По все же очень прост, но простота эта высоко изысканная. Бальмонт и Брюсов облачали “Ворона” в слишком роскошные одежды, так мне кажется. Над своим переводом я работал очень долго. Он был начат в 1950 в Абези на Воркуте (я там нашел несколько листков английского текста, вырванных из книжки, каким-то чудом попавших туда, и, уединившись, стал переводить).

Главное, еще что я хотел дать в моем переводе — это восстановить основную мужскую рифму, которая проходит через все стихотворение у Эд. По. Но Бальмонт и Брюсов отступали от этого, и когда текст подходил к появлению “Ворона”, рифма менялась. Это не хорошо. У По рифма проходит сквозь все строфы, как тонкая изящная колонна, и на ней, как я уже сказал выше, все держится.

Наконец “Невермор” Бальмонт один раз оставил, но ведь ворон англичанин, говорит по-аглицки и потому оставлять в русском с английского только одно слово английского неверно: вот если бы ворон говорил по-гречески с англичанином-поэтом, тогда дело другое.

Брюсовское (и у других) “Никогда”, иногда у него же “больше никогда”, точно по смыслу, но противоречит замыслу поэта. Во второй публикации “Ворона” Эдг. По писал, что хотел в “Невермор” (простите, что пишу по-русски, у меня в машинке только русский алфавит) передать хриплое карканье ворона. Невермор подходит.