Читаем Наш Современник, 2002 № 12 полностью

Знаменитое Дионисиево Распятие из Павло-Обнорского монастыря воплощает идеалы исихазма в главном образе распятого Спасителя, величест­венно застывшего на кресте, уже превращаясь в Небо. Он уже не Сын Челове­ческий, а та спелая виноградная лоза, с которой Он сам себя сравнивает в Евангелии. Он — как растянутая на древке хоругвь, наполненная тугим и свежим, весенним, пасхальным ветром.

Но все, что окружает крест и распятого на нем Христа, полно движения или замерло на миг, готовое излиться в действие. Еще мгновенье — и Богоматерь, быть может, упадет на руки жен-мироносиц, апостол Иоанн припадет к ногам Спасителя, а сотник Лонгин схватит свое копье.

Нечто подобное смог создать в позднейшие времена Суриков. В его картине “Христос, исцеляющий слепорожденного” до глубины души поражает зрителя резкий контраст между божественно спокойным, поистине небесным Христом и другими персонажами картины — слепорожденным, прозревшие глаза которого буквально кричат от восторга и ужаса, и теми, кто стоит у Христа за левым плечом, недоверчивыми, сварливыми, недовольными и безбожными...

Не случайно Дионисий становится зачинателем нового направления в иконографии — житийных икон. Уже на рубеже веков он создает две значи­тельные в своем творчестве иконы — “Святитель Петр с житием” и “Святитель Алексий с житием”. Здесь нет присущего исихазму безмолвного созерцания, это по существу своему — иконописная повесть, где в клеймах, размещенных вокруг центрального образа, как в главах книги, рассказывается о деяниях святителей. Иконы Дионисия становятся неотъемлемой частью оживленного, созидательного и целеустремленного бытия русского человека эпохи становления могущественного Московского, а затем и Российского государства.

Но до этого Дионисию и его единомышленникам пришлось выдержать долгую и мучительную борьбу с иконоборческой ересью. Лукаво манипулируя принципами исихазма, еретики внушали мысль о том, что безмолвное созерцание должно приводить человека к отрицанию любых рукотворных образов, что безмолвствовать нужно перед самим осознанием величия Божия, которому мешают образы, созданные живописцем. Логическим завершением исихазма, по их мысли, должно было стать отречение от любых видов изобразительного творчества. Молчать — так уж молчать во всем!

В “Послании иконописцу” Иосиф Волоцкий блистательно доказал, что, поклоняясь иконе, мы поклоняемся не куску дерева и не краскам, нанесенным на него, а истинному образу Божию, дарованному самим Богом через мастерство художника. “Но не должно думать и того, что образ сей есть Сам Христос во плоти: Христос неописуем по Божеству, и невозможно Его видеть прежде Второго Пришествия. Но следует думать, что это есть образ Его по человеческому естеству”.

Еретики смущали нетвердые души тем, что добивались полного упрощения религиозной жизни человека, отмены поклонения Кресту и Евангелию, священным сосудам и святым мощам, уничтожения самих церквей, говоря, что тело человеческое есть само по себе храм Божий. Весьма распространенное мнение и сейчас среди спесивых гонителей Церкви. Иосиф последовательно разгромил эти взгляды. Мало того, он доказал, что и кланяясь друг другу, христиане тем самым совершают акт поклонения образу Творца: “потому что Бог некогда сотворил человека по Своему образу: сие есть почести равного — равному, ради вознесения мысли к общему Владыке”. Здесь содержалось и полное оправдание начатой Дионисием традиции житийной иконы.

Книга Иосифа Волоцкого явилась мощным орудием против иконоборцев. Вооружась ею, Дионисий смог убедить своих учеников в святости иконописи, и именно после того, как была одержана эта великая победа над еретиками, он и сыновья его приступили к созданию ферапонтовского чуда.

Собор Ферапонтова монастыря посвящен Рождеству Богородицы. Один из главенствующих образов, созданных здесь Дионисием — образ Божьей Матери с Младенцем Христом на престоле, коему поклоняются ангелы и весь небесный и земной мир. Земное олицетворение этого образа в эпоху Дионисия являла собой сама Русь Святая.

Можно себе представить, как счастлив был началохудожник Дионисий в годы работы над ферапонтовскими росписями! Ему было шестьдесят лет, при нем трудились его сыновья, отныне — полные его единомышленники и покорные ученики; русский человек мог дышать полной грудью, осознавая Отечество свое в виде крепкого и мощно растущего организма; страшная ересь потерпела полное поражение, и многие из еретиков были схвачены и подвергнуты суду, а стало быть — конец иконоборчеству на Руси!

Перейти на страницу:

Все книги серии Наш современник, 2002

Похожие книги

Гордиться, а не каяться!
Гордиться, а не каяться!

Новый проект от автора бестселлера «Настольная книга сталиниста». Ошеломляющие открытия ведущего исследователя Сталинской эпохи, который, один из немногих, получил доступ к засекреченным архивным фондам Сталина, Ежова и Берии. Сенсационная версия ключевых событий XX века, основанная не на грязных антисоветских мифах, а на изучении подлинных документов.Почему Сталин в отличие от нынешних временщиков не нуждался в «партии власти» и фактически объявил войну партократам? Существовал ли в реальности заговор Тухачевского? Кто променял нефть на Родину? Какую войну проиграл СССР? Почему в ожесточенной борьбе за власть, разгоревшейся в последние годы жизни Сталина и сразу после его смерти, победили не те, кого сам он хотел видеть во главе страны после себя, а самозваные лже-«наследники», втайне ненавидевшие сталинизм и предавшие дело и память Вождя при первой возможности? И есть ли основания подозревать «ближний круг» Сталина в его убийстве?Отвечая на самые сложные и спорные вопросы отечественной истории, эта книга убедительно доказывает: что бы там ни врали враги народа, подлинная история СССР дает повод не для самобичеваний и осуждения, а для благодарности — оглядываясь назад, на великую Сталинскую эпоху, мы должны гордиться, а не каяться!

Юрий Николаевич Жуков

Публицистика / История / Политика / Образование и наука / Документальное
Этика Михаила Булгакова
Этика Михаила Булгакова

Книга Александра Зеркалова посвящена этическим установкам в творчестве Булгакова, которые рассматриваются в свете литературных, политических и бытовых реалий 1937 года, когда шла работа над последней редакцией «Мастера и Маргариты».«После гекатомб 1937 года все советские писатели, в сущности, писали один общий роман: в этическом плане их произведения неразличимо походили друг на друга. Роман Булгакова – удивительное исключение», – пишет Зеркалов. По Зеркалову, булгаковский «роман о дьяволе» – это своеобразная шарада, отгадки к которой находятся как в социальном контексте 30-х годов прошлого века, так и в литературных источниках знаменитого произведения. Поэтому значительное внимание уделено сравнительному анализу «Мастера и Маргариты» и его источников – прежде всего, «Фауста» Гете. Книга Александра Зеркалова строго научна. Обширная эрудиция позволяет автору свободно ориентироваться в исторических и теологических трудах, изданных в разных странах. В то же время книга написана доступным языком и рассчитана на широкий круг читателей.

Александр Исаакович Мирер

Публицистика / Документальное