— Из дома да, получаю. От невесты нет, не успел обзавестись, товарищ капитан.
— Ладненько. Давай дуй на батарею!
Обратно шлось легче. Даже опасное место проскочили без приключений. Громов не преминул поинтересоваться, куда водил меня комбатр и какое я получил взыскание. Когда услышал ответ, огорчительно сказал:
— Легко ты отделался, парень. Мог бы загреметь, не будь капитан таким добрым.
Остальную дорогу шли молча.
В полночь, когда я стоял на посту, на батарею обрушился огневой налет, мощный и жестокий. Немцы засекли батарею и теперь, видимо, решили стереть ее с лица земли. Первый снаряд, просвистев у меня над головой, упал за окопом третьего орудия. Меня ослепило фонтаном пламени, разорвавшим темноту. Второй снаряд упал возле первого орудия. Третий — посреди батареи. Я успел заскочить в свой окопчик, когда гул и огонь перемешались, не оставляя никакой надежды на спасение. Сквозь эту гибельную карусель мигали слабые звезды на вздрагивающем, опрокинутом небе. Вот, оказывается, какая она, война!
Близким взрывом развалило край моего окопа. Отвалившийся кусок сырой, тяжелой глины шлепнулся на меня. Дышать стало тяжелее, словно бы перекрыли мне кислород или кто-то наступил на горло. Только сейчас до меня дошло, почему Кабецкий так сурово обошелся с моим куцым окопчиком. После минутной паузы затишья я выскочил наружу, к товарищам, лишь бы не оставаться наедине со смертельным страхом. И тут новая огневая волна опрокинула меня обратно в ровик. “Выберусь ли я отсюда живым?!” Земля не стонет, не плачет. Она молча сносит все, но сейчас мне казалось — она плакала от боли, от бессилия, что не может ответить за муки свои, за дикое и злое варварство, самое страшное, какое пришлось на ее долю на вечном пути своем! Но разве не вечность для меня сегодняшний день?! Какой путь, измеренный не возрастом, не временем, а сгустком взрыва, оплачиваемого жизнью, прошел я! Все, что было до сегодняшнего дня, не повторится, так как прошлое сгорело в огненном смерче безрассудства! Теперь и тишина обманчива, и жизнь короче вздоха. Только ведь за это надо сражаться, чтобы выжить и победить!
Я не заметил, как наступила тишина. С запада полз скользкий, холодный туман.
И вдруг в этой еще не совсем устоявшейся, дребезжащей тишине слышу чей-то зовущий крик:
“Сидоров убит!”
“Папаша Сидоров! — промелькнуло в моем сознании. — Как же так? Мы с ним расчет зачинали. Первыми к орудию приставлены были...” Вот лежит он на сырой земле, пробитый осколком насмерть! Вчера еще отправил письмо домой: “жив, здоров, слава Богу, помаленьку бьем фашистскую нечисть...” Письмо придет в город Нижнеудинск с заверением в любви к родным, когда его отправитель уже упокоится на широком поле посреди России! Фома Сидоров, сорокатрехлетний солдат...
Избитая артобстрелом глина почернела от копоти. Пахло кислым, тошнотворным зловонием серы.
— Жить батя не хотел. По своей глупости погиб, — резюмировал медбрат Громов. — Мы бежали вместе в укрытие. Он увидел разбросанные снаряды, кинулся собирать их. Тут его и пришило.
— Снаряды дороже жизни, это ни в какие ворота! — возмущенно отозвался Комаров.
— Только с такими солдатами и можно побеждать, — откликнулся лейтенант Кабецкий. Красная ракета взмыла в воздух. — Батарея, к бою!
Я глянул в стереотрубу, и вновь озноб ужаса сковал все мое существо: прямо на нас, а точнее — на меня, как мне показалось, двигалось неисчислимое количество “тигров”...
* * *
“Никто не забыт, и ничто не забыто!”
Для некоторых “деятелей”, в особенности для так называемых “демократов” и нынешних продажных СМИ, девиз этот стал пустым, заезженным, а порой и ненавистным штампом.
Истинных же патриотов Отечества эти слова подвигают не только на те или иные высокие духовные свершения, но и нередко на практические каждодневные дела.
Борис Григорьевич Самсонов — москвич, 1931 года рождения, гидрогеолог по образованию, кандидат наук, в настоящее время занима-ется проблемами экологии и продолжает разъезжать по городам и весям...
В нашу рубрику мы включили один из его очерков.
Героический рейд
В селе Братково Старицкого района, возле церкви, на обочине шоссе Старица — Берново в окружении сосенок стоит скульптурная фигура скорбящего солдата. Могильный холм в ограде выложен плитами белого камня с фамилиями павших воинов: Горобца Степана Христофоровича и еще нескольких десятков человек. Большинство дат — год 1942-й.
На фотографии — парень в буденовке, черные ромбики петлиц на воротнике шинели. За могилой при-сматривают, летом сажают цветы.
В этих местах в 1942 году не было боев. В братской могиле села Братково лежат умершие в медсанбатах. Здесь, в ближних тылах Калининского фронта, в течение полутора лет работали медсанбаты, принимавшие потоки раненых с недалекой передовой. Был медсанбат и в деревне Избихино в наскоро подготовленном коровнике. Умерших от ран хоронили поблизости, но в пятидесятых годах останки павших перезахоронили в братских могилах в придорожных и других видных местах.