Наш Современник, 2004 № 10

По мысли Устрялова, не только история, но и сама революция, как часть и кульминация некоего этапа исторического развития, также имеет свою “логику имманентного развития...”25. Русский мыслитель разделяет взгляд на революцию Л. Троцкого, для которого “революция есть неистовое вдохно­вение истории” (“На новом этапе”). Не только история приводит к революции, но и сама революция, как демиург, творит новую, “великую историческую эпоху”, а значит, “революция — это не событие только; это — эпоха” (“Наше время”). Смысл революции станет доступен пониманию лишь спустя время, когда она на закате26, но уже сейчас можно утверждать, что “революция была прежде всего актом воли страны к победе”, когда “сплотились все русские граждане без различия направлений и мировоззрений”, а сама революция “превратилась в патриотический символ, в национальный долг, в клич победы” (“Революция и война”).

Последние работы Устрялова в философском плане являются наиболее интересными, в них он не только осмысливает ход истории, но и пытается обозначить свое видение внутреннего источника исторического процесса, определить сущность государства, а также обрисовать свое представление о перспективах социального развития. Природа государства мыслится русскому философу как “союз власти и подчинения”, основы которого “заложены в таинственной глубине человеческой природы, человеческой психики”. До тех пор, пока человек не переродится психически, “власть будет неизбежным элементом общества”. При этом основным ресурсом, главной опорой власти является “не физическая сила, не пушки и не кулаки, а души человеческие”, тоскующие по авторитету. В них “упорно живет жажда господства, инстинкт власти” (“Понятие государства”). Поэтому не прихо­дится удивляться, что “государство большевизма и фашизма претендует на водительство не только политическое, но и культурное, миросозерцательное. Оно хочет быть всем во всём. Его задача — не только пасти тела, но и ковать души” (“Наше время”).

Идея Устрялова относительно возможности психического перерождения и вырождения человечества звучит особенно актуально применительно к началу ХХI века, когда моральное вырождение общества влечёт за собой крах идеи власти и принципа государственности. Во времена Устрялова, в первой трети ХХ столетия, идея власти торжествовала, а принцип государст­венности переживал свой расцвет, что было связано не только с появлением крайне этатических режимов, но и продиктовано объективными истори­ческими условиями — любая нация в целях самосохранения просто обязана стремиться к созданию мощного в военно-политическом и экономическом отношении государства. Государство виделось единственной формой социального бытия человека, что произошло после достаточно неубеди­тельных попыток либерально-демократической идеи в конце XVIII—XIX веках “разгосударствить” человека и противопоставить его индивидуальные субъективно-гипотетические права объективно-реальным правам и интере­сам государства: “Если прежде, в XIX веке, вокруг парламентов сияли свя­щенные ореолы и декларации прав человека почитались выше библии, то теперь, особенно в международном молодом поколении, побеждает обрат­ное общее место: всё, что от демократии — гнило, негодно, презренно” (“Наше время”). Русский философ предрекает западным демократиям скорую гибель: “Есть основания утверждать, что если современные демократии пребудут и впредь такими же, каковы они сейчас, — они погибнут от морально-политической малярии, треплющей их на наших глазах” (“Наше время”).

Устрялов усматривает в идее демократии скрытую угрозу для существо­вания России в том, что страна может потерять нить своего собственного, самобытного развития, сбиться с предначертанной ей дороги и “вместо того, чтобы в муках искать своего собственного выхода, предчувствованного её глубочайшими умами и болезненно нащупываемого её великой революцией”, может “пасть ниц перед линяющими западными канонами, зачеркнуть свою культуру и свою революцию, дабы скорее обзавестись “мирной демократи­ческой конституцией”27.

Устрялов предрекает демократии смерть исходя также из представления о природе самого государства. В его основе, по мысли философа, лежит идея, присутствующая в сознании таких вождей, как Ленин или Муссолини, которые, будучи “рабами идей, поклонниками принципов, властвующих в их сознании”, руководят народом, “упоенно культивируя жесткую и абсолют­ную власть”. Таким образом через сознание вождей людьми правят идеи (“Понятие государства”). Каждое государство несёт в себе свою идею, “кото­рую оно считает истинной, достойной, праведной, и в духе этой конкрет­ной, положительной идеи укрепляет себя и формирует своих граждан”28.