Вклады и пожертвования текли в Троице-Сергиев монастырь неоскудевающей рекой. Имея такую солидную поддержку, монастырь и сам год от года наращивал благотворительную деятельность.
Согласно традициям, заложенным основателем монастыря преподобным Сергием, Троицкая обитель предлагала трапезу всем приходящим — бедным и богатым. Немецкий барон Герберштейн, посетивший монастырь в первой четверти XVI века, писал: “Важнейший монастырь в Московии есть монастырь Святыя Троицы... удивительное стечение племен и народов прославляет его; туда ездит сам князь, а народ стекается ежегодно в известные дни и питается от щедрот монастыря. У Троицы есть медный горшок, в котором варятся известные кушания, и по большей части огородные овощи, — и мало ли, много ли народу придет в монастырь, однако пищи всегда остается столько, что монастырский причт может быть сыт, так что никогда нет ни недостатка, ни излишка”.
В 1878 году “кушания из волшебного горшка” отведал Лев Толстой, приехавший в лавру в пору мучительных духовных поисков. Отец-наместник лавры архимандрит Леонид приглашал Толстого отобедать в своих келиях. Но граф разделил трапезу с народом.
В монастырской ризнице, рассматривая пудовые вериги древних пустынников, Толстой спросил: “А ныне есть ли такие подвижники?” Ему ответили, что в наше время лучше терпеть те скорби, какие Бог кому попустит. После осмотра ризницы граф вызвался на отдельную беседу с наместником отцом Леонидом. Беседа длилась несколько часов. Когда Толстой ушел, старец со вздохом сказал: “Заражен такой гордыней, какую я редко встречал. Боюсь, кончит нехорошо”.
Монастырь был не только получателем вкладов, но и сам выступал в роли щедрого благотворителя. Это было особенно заметно в годы неурожая и лихолетий. И вскоре наступил момент в русской истории, когда судьба России оказалась напрямую зависимой от судьбы Троицкого монастыря. Воспользовавшись политической неразберихой в Московском государстве, осенью 1608 года польские войска окружили древнюю обитель преподобного Сергия. “Если взята будет обитель Преподобного, — говорил патриарх Гермоген царю, — то весь предел российский до окиана-моря погибнет!”
Около 5000 монастырских защитников долгих 16 месяцев держали защиту с “беспримерным мужеством и героизмом”. А ведь им противостояло 30-тысячное польско-литовское войско! Беда сплотила всех: стрельцы и монахи бок о бок с ремесленниками, крестьянами и боярами сберегли в боях святыню. “За други своя” геройски погибли жители соседнего села Клементьева Шилов и Слота, взорвавшие вражеский подкоп возле южной монастырской башни.
Но не только военные действия вел тогда осажденный монастырь. Когда из-за нехватки хлеба в столице подскочили цены на муку и хлеб, келарь Троицкого монастыря Авраамий Палицын вывез на торг из хранившихся в Москве монастырских запасов 200 четвертей ржи, сбив цену с 7 до 2 рублей.
Настоятель архимандрит Дионисий открывал странноприимные дома и больницы в соседних с монастырем слободах, жертвуя пшеницу и ржаной хлеб для раненых (монахи вкушали лишь овсяный хлеб и воду). В окрестных дремучих лесах и на разбойных дорогах монастырские послушники подбирали покалеченных православных христиан. В монастыре им оказывалась помощь, убиенных же отпевали и погребали по-христиански.
В 1610 году в помощь “верным сынам Отечества” в ополчение под начальством Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарскго архимандрит Дионисий благословил 250 монастырских слуг и стрельцов. Архимандрит и келарь Авраамий Палицын рассылали по российским городам патриотические воззвания, вдохновляя русских людей “постоять за благочестие и отечество крепко и мужественно”.
В 1611 году для освобождения Москвы монастырь отправил к столице слуг “со свинцом и порохом, вынув запасы из осадных орудий монастырских”. 16 августа 1612 года архимандрит Дионисий у стен Троицкого монастыря на горе Волкуше благословил русских ратников, уходивших на юго-запад освобождать Москву. Это благословение, напомнившее молитвенное напутствие преподобным Сергием князя Дмитрия Донского перед Куликовской битвой 1380 года, не могло не вдохновить православных.