Наш Современник, 2005 № 03

Наиболее часто Розанов обращался к проблеме национализма в 1911 г., после убийства П. А. Столыпина. В статье «Террор против русского национализма» Василий Васильевич трактовал это убийство как проявление борьбы «центробежных сил» против русской национальной политики, которую, по его мнению, проводил в жизнь покойный премьер-министр: «Центробежные силы в стране не ограничиваются сдержанным ропотом, но выступают вперед с кровавым насилием. Они не хотят примириться с главенством великорусского племени; не допускают мысли, чтобы оно выдвигалось вперед в руководящую роль. Им мало того, что торговля, промыслы и ремесла частью перешли и всё переходят в их руки; перешли к ним хлеб, леса, нефть; им хотелось бы вообще разлиться по лицу русской земли и стать над темным и, к несчастью, малообразованным населением в положение руководящего интеллигентного верхнего слоя. Этой вековечной и жадной мечте политика П. А. Столыпина, везде отстаивавшего первенство русского племени, стояла поперек горла». Философскому осмыслению понятия «национализм», сравнению его с космополитизмом посвящена статья «Космополитизм и национализм». «Народ, так сказать, дошкольного возраста и развития, — отмечает мыслитель, — естественно национален, — всегда и везде». Но «отчего „национальная идея“ трудно усвояема полуобразованными людьми? И отчего она понятна была только людям, „изучавшим Гегеля и Гёте?“. […] Оттого, что это действительно трудная идея.

Это есть идея органическая, в противоположность механическим идеям. Механические идеи, в приложении к истории, есть космополитизм. […] Национальная идея есть святая и чудная идея. Это идея — аристократическая и гордая. Она не „всего хочет“. Она — не собака. А космополитизм — именно собака, которая „ничем не брезгует“. […] Уже космополитизм — преступление, уже самая его идея. Не почему-нибудь, а потому, что она мертвая, механическая. Потому что, относясь к истории — она вне-лична. Ибо история — это всегда личность, как и человек-лицо. Национализм и есть не что иное, как построение истории на личности, […] которая есть факт раньше истории. Это есть „мой“ рост, „наш“ рост сосны и соснового „бора“… В истории, так понимаемой, всё — закон, всё правило, всё стройность… Предвидение „на завтра“ и мудрость веков. Этот национализм так же практичен, как и интересен в теории.

Он, наконец, есть творчество, которое и может быть только личным, „своим“… у каждого, у человека, у народа». Статья «Как торжествует „русский национализм“» — ироническая реплика в ответ Д. В. Философову, обеспокоенному «засильем националистов». Вспоминая суд над своей брошюрой «Русская церковь», Розанов пишет, что в зале суда среди людей «с адвокатскими значками […] не было ни одного русского лица […] Весь русский суд уже захвачен не русскими, и тут „так сложилось дело“, что вновь приходящему русскому „не просунуть и носа“…».

В статьях 1914 г. Василий Васильевич пропагандировал идею добровольного «обрусения» инородцев, предлагая им «стать окончательно русскими, без разделения, без всякой иной веры даже, иного быта даже»; «Путь Даля и Востокова, — двух немцев и лютеран, которые настолько были преданы России, что переменили даже фамилию — на русскую (Востоков) и под конец жизни перешли из лютеранства в православие: вот путь и канон душевной жизни инородца в России»; «Я хотел бы, чтобы инородцы шли к нам гордо и как господа, отнюдь не как рабы и принужденные, — однако с мыслью стать русскими и только русскими». О философских аспектах национализма Розанов снова размышлял в статье «Князь Е. Н. Трубецкой и Д. Д. Муретов»: «[…] между „национальным чувством“ и „национализмом“ или нет разницы, или — почти нет». […] «„Национальное чувство“ есть доброе и мирное чувство мирных лет; это пассивная, недеятельная любовь к месту рождения своего, к своей родине, земле, отечеству. Но когда на них напали? Когда на русскую народность нападают тихо, незаметно, истощая ее, разоряя ее? Является „национализм“, — и это есть то же прежнее чувство, но уже активное, борющееся, защищающееся. „Национализм“ рождается из „национального самосознания“ — как „армия“ рождается из „народа“. Это — тот же самый „народ“, но он уже „вооружен“ и „умеет сражаться“».