Наш Современник, 2005 № 06

Однако уже в начале отклика на «Словесное древо» (Азадовский К. О беловых автографах // Вопросы литературы. 2004. № 5, с. 344–367) слова дело всей жизни, отнесенные к В. П. Гарнину в связи с выходом этой подготовленной им книги, взяты рецензентом в (на мой взгляд, абсолютно неуместные) иронические кавычки.

Побудительные мотивы к этому прояснятся ниже… Здесь же напомню, что К. Азадовский внес значительный вклад в поиск, публикацию и изучение творческого и эпистолярного наследия Клюева в 1970–1990-е годы. Его перу принадлежит первая биография поэта (два издания: в 1990 и в 2002 г.), а его имя — один из тех (пользуясь его собственной терминологией) «брэндов», которые, явственно обозначившись уже в «перестроечные» дни, в постсоветское время укрепились еще заметнее.

Словом, такому знатоку вроде бы и книги в руки…

Однако отклик К. Азадовского начинается с подчеркнутого отказа от разговора о творчестве самого Клюева вообще. Имя автора «Словесного древа» как творца возникает лишь в самом начале рецензии, да и то не само по себе, а в краткой полемике с концепцией творческой личности поэта во вступительной статье А. И. Михайлова к книге. А затем — пристально и с пристрастием — рассматриваются лишь результаты работы В. П. Гарнина как текстолога и комментатора. О такой расстановке акцентов можно, конечно, посожалеть (как, впрочем, и о том, что человек, никогда не читавший других статей К. Азадовского и его книг о Клюеве, из содержания рецензии может заключить, что для ее автора, как говорится, «важен не Шекспир, а комментарии к нему»). Но — что имеем, то имеем…

С самого начала в рецензии появляются формулировки типа: «С юридической стороны всё, кажется, чисто» и т. п. (такая лексика, пожалуй, более пристала, например, состязателям-юристам на судебном процессе, чем учёному-филологу). Постепенно прокурорский тон набирает силу. Оспаривая ремарки «Печатается по беловому автографу», которые В. П. Гарнин дал в комментариях к ряду писем Клюева, рецензент (ещё до изложения доказательных аргументов, т. е. с порога) выдвигает обвинение: «…Гарнин — вопреки им написанному — вовсе не обращался к архивным оригиналам» (здесь и еще дважды ниже курсив мой. — С. С.). Однако буквально через несколько слов обвинительный накал несколько понижается: «Это относится, во всяком случае, к письмам Клюева Блоку…». И только затем выясняется подоплёка прокурорского пафоса рецензента, — он обнаружил, что «в „Словесном древе“ сохранены практически все неточности», которые были допущены им самим при первой публикации упомянутых писем (Литературное наследство. М.: Наука, 1987. Т. 92. Кн. 4; далее — «ЛН»).

Так вовсе, во всяком случае или практически не обращался комментатор «Словесного древа» к подлинникам клюевских писем к Блоку?

К. Азадовский категоричен безоговорочно: «Нет, не по беловому автографу, а по публикации в „Литературном наследстве“ (1987) печатал Гарнин письма Клюева к Блоку!» (здесь курсив автора. — С. С.).

Между тем печатные тексты стихотворений Клюева, беловые автографы которых были составной частью его писем Блоку, были сверены В. П. Гарниным именно с этими автографами ещё при подготовке к печати книги клюевской поэзии «Сердце Единорога» (1999).

И не просто сверены. В ряде случаев при этой сверке В. П. Гарнину удалось устранить искажения, допущенные ранее К. Азадовским при первых публикациях некоторых из них. К примеру, тексты таких стихотворений Клюева 1908 года, как «Под плакучею ракитой…», «Победителям», «Горние звёзды как росы…», впервые появились в печати в аутентичном оригиналам (т. е. беловым автографам) виде как раз в «Сердце Единорога» (с. 95, 96, 106, 111, 112).

Таким образом, обвинение К. Азадовского, что В. П. Гарнин «вовсе не обращался» к архивным источникам писем Клюева, является совершенно некорректным.

К сожалению, при подготовке «Словесного древа» составитель книги принял ошибочное решение не включать в нее стихи Клюева, имеющиеся в его письмах к Блоку (а также и к другим адресатам, в частности к А. Яр-Кравченко). Этот пробел, без сомнения, оказался рецензенту на руку. Ни словом не упомянув о предыдущей работе составителя «Словесного древа» с беловыми автографами стихотворений Клюева из архива Блока (несомненно, известной рецензенту из подробного комментария В. П. Гарнина к этим стихотворениям в «Сердце Единорога»; см. с. 829–847 этой книги), К. Азадовский использовал ситуацию, чтобы теперь навести своё «уличительное стекло» лишь на прозаическую часть клюевских писем Блоку, содержащих указанные стихотворные тексты.