Наш Современник, 2006 № 05

28 февраля, то есть сразу после этого решения, я имел возможность встретиться с Милошевичем в здании Гаагского трибунала и поговорить с ним в течение сорока минут при условии неразглашения содержания беседы. Наверное, я был последним российским представителем, с которым он виделся перед своей внезапной смертью. Милошевич был возмущен решением Судебной палаты. Он сомневался в том, что его апелляция по поводу этого решения приведет к положительному результату. Однако он не собирался сдаваться и презрительно отзывался о тех, кто подозревал его в желании сбежать от суда. Он говорил, что вернулся бы в Гаагу даже в том случае, если бы его стали уговаривать остаться в Москве. Задачей своей жизни он считал выиграть процесс и разоблачить тех, кто стоит за Гаагским трибуналом. Он говорил, что борется не за себя ( “мне, в конце концов, все равно, что со мной сделают”), а за честь Сербии.

Не прошло и двух недель, как Милошевич одержал победу над Гаагским трибуналом. Победил ценой собственной жизни. 11 марта его нашли мертвым в камере тюрьмы. Он умер от обширного инфаркта миокарда, выйдя непобежденным из неравной схватки с натовской инквизицией. МТБЮ получил страшный удар, от которого вряд ли оправится.

* * *

Незадолго до смерти Милошевича все в той же Гааге в Международном суде ООН открылся еще один антисербский процесс. Похоже, его стремились приурочить к завершению слушаний по делу Милошевича в МТБЮ. Дело было возбуждено в Международном суде ООН еще 20 марта 1993 года по жалобе Боснии и Герцеговины, которая просила суд объявить, что Союзная Республика Югославия (сейчас — Сербия и Черногория) “совершала деяния, приведшие к гибели и убийствам, ранениям, изнасилованиям, грабежам, пыткам, похищениям, незаконному задержанию и истреблению граждан Боснии и Герцеговины” и требовала выплатить компенсацию. Постановлением от 8 апреля, подтвержденным 13 сентября того же года, суд указал СРЮ, что “она должна немедленно… принять все меры в рамках своих полномочий для предотвращения совершения преступлений геноцида”, но одновременно предупредил обе стороны, что они “не должны предпринимать никаких действий, которые могли бы осложнить или затянуть существующий спор”.

С тех пор дело БиГ против СиЧ благополучно “кисло” в Международном суде. Строго говоря, суд должен был бы отказаться от рассмотрения этого дела. Дело в том, что когда СиЧ обратилась в суд в связи с событиями в Косове и бомбардировками Белграда с жалобой на агрессию НАТО, судьи не пожелали признать СиЧ истцом под предлогом того, что СиЧ, не являясь правопреемником бывшей Югославии, не является и участником Устава ООН, а следовательно, и статута Международного суда. Судить НАТО — “кишка тонка”. Когда же потребовалось сделать сербов ответчиками в связи с жалобой БиГ, суд принял дело к производству, тем самым поставив себя в двусмысленное положение. Сейчас он должен либо отменить свое прежнее решение об отказе от рассмотрения вопроса об агрессии НАТО против сербов (что было бы беспрецедентным случаем), либо расписаться в своей предвзятости и применении двойных стандартов, нанеся тем самым удар по своей репутации.

Есть у начатого в Гааге процесса против СиЧ и другие уязвимые моменты. В качестве доказательной базы суд собрался использовать материалы МТБЮ, качество, способ получения и объективность которых вызывают серьезные сомнения. Да и вообще, могут ли материалы, добытые в ходе уголовного процесса против отдельных физических лиц, быть достаточной основой для вынесения решения по спору суверенных государств? Кроме того, как выяснилось, БиГ подала жалобу в Международный суд ООН с грубым нарушением своего внутреннего законодательства: коллективный президиум БиГ улучил момент, когда в его составе не было третьего (сербского) члена, и предпринял действия, для совершения которых у него в тот момент не было достаточной компетенции. Республика Сербска обжаловала эти действия в Конституционном суде БиГ.

Несмотря на угрозу того, что в таких условиях начатый процесс имеет шансы развалиться, суд 28 февраля начал слушания по существу дела, которые должны продлиться до 9 мая этого года. Открытие слушаний производило впечатление тщательно отрежиссированного театрального представления. От имени БиГ на хорошем английском языке декламировался заранее подготовленный текст, напоминающий не судебный документ, а скорее литературное произведение, которое всячески живописало злодейства сербов и страдания мусульман-босняков (они, получалось, против сербов вовсе не воевали и в ходе конфликта даже мухи не обидели). Этот художественный монолог иллюстрировался цветными кинокадрами с авторским текстом за кадром, диалогами персонажей, громкими выстрелами и обилием трупов, от которых приходил в ужас перепуганный зал. При этом оставалось, однако, неясным, кто, кого и за что задерживает, допрашивает и убивает, где происходят события, кем, когда и как снималась весьма профессионально выглядящая лента.