Наш Современник, 2007 № 07

Корнилов народен своей кровной связью с бедственной и высокой судьбой родной земли, неотрывен от нее, от всех ее радостей и мук. Вот почему дано ему было талантом и провидением право говорить от имени своего поколения, и он честно использовал это право. Его упрекали в подражании Сергею Есенину, находили в его стихах отголоски Владимира Маяковского и Эдуарда Багрицкого, но все же сразу отличали от других кор-ниловский голос и корниловские интонации. Он стремился высказаться до конца по-своему,по-бойцовски. Он не подвел. У него получилось.

Как рыба, которой суждено плавать только против течения, так и мыслящий художник стремится противостоять повседневности, чтобы ощутить дыхание вечности. Поэтому-то староверческий Керженец вместе с Китежем и открываются внутреннему зрению в самый заветный провидческий час. К сожалению, Корнилову не дали дожить до этого часа. И все же он навеки остался со своей ненаглядной сосновой стороной.

"Я РОС В ГУБЕРНИИ НИЖЕГОРОДСКОЙ"

В начале прошлого века, перед великими потрясениями Семенов имел наиболее привлекательный вид. В центре его на замощенной булыжником площади возвышался величественный собор с колокольней, где висел

колокол, отлитый к трехсотлетию Дома Романовых. Рядом с площадью был разбит липовый парк, а возле него поблескивал небольшой пруд. От площади лучами расходились восемь улиц, главная из которых называлась, как и в Нижнем Новгороде, Покровкой, в отличие от других имевшая не деревянные, а кирпичные тротуары. На ней располагались и магазины, дополнявшие каменные торговые ряды, сооруженные против собора. Были в городе еще старообрядческая да кладбищенская церкви и деревянный храм в Солдатской слободе. При всей планировочной симметрии, утвержденной в былые годы властительной Екатериной, Семенов не утратил благостного уюта налаженной жизни с обильной зеленью у деревянного жилья, с рябинами и черемухами в палисадниках, с зелеными выгонами и лужайками, с хлопками пастушьего кнута и грузной поступью стада на рассветных и вечерних улицах, с хлебным запахом дыма из труб, с широким торгом местной снедью и кустарными поделками, которому никогда не хватало обширной Базарной площади с ее лабазами. Со стороны нижегородской дороги Семенов начинался прокопченными кузнями, где выковывали всякий необходимый инструмент. Известен был во всей округе искусный мастер Строинский, изготовлявший плотницкие да ложкарные топоры и тесла. Для кержацких лодочников, выдалбливающих ботники, готовили рабочую снасть братья Ладиловы. Повсюду по усадам торчали похожие на баньки лачильни, где окрашивались деревянные ложки да чашки. Предприимчивый художник Георгий Матвеев с учениками ходил по этим лачильням, собирал у кустарей заготовки для открытой им школы хохломской росписи. Всему доброму люду был рад Семенов, каждого привечая словами "Мир, дорогой!" Да еще при этом шапку снимал.

Потому-то и не скрывал ни от кого свои неохладевающие благоговейные чувства к негромкой кержацкой столице почтенный писатель Сергей Васильевич Афоньшин, признаваясь: "Всегда любил этот город. Я любил его весь, каким он был, и люблю, каким он стал".

И поныне еще не утратил Семенов былого привечания и душевного тепла. По преимуществу деревянный и одноэтажный, он хранит в своих старых крепких срубах, в крылечках и наличниках, в узорной резьбе и геранях за окнами, в старых матерых деревах и давно протоптанных стежках-тропинках, во всем своем облике и в настоявшейся, как целительный напиток, благодатной тишине тот самый дух, который называют духом старины, понимая под ним только прошлое, хотя добрый обиход, радушие, чистосердечность, деликатность, уважительность, щедрость, с чем приходит в наш век вовсе не навязчивая старина, необходимы сейчас как поддержка и как спасение, а значит, они насущны, своевременны, современны.

Как бы хотелось, чтобы в новых, из камня и бетона строениях не пресеклось то, что является истинной целью жизни - способность любить и умножать добро и красоту. К этому, в конечном счете, и подвигала поэзия Бориса Корнилова, родившегося и возросшего в славном городе Семенове.

В литературе о поэте по поводу места его рождения вышла неувязка, с которой долгое время не могли справиться биографы и критики. В авторитетном издании, например, вышедшем в большой серии "Библиотека поэта" в 1966 году, было опубликовано стихотворение Бориса Корнилова "Из автобиографии", начинавшееся так:

Мне не выдумать вот такого, и слова у меня просты - я родился в деревне Дьяково, от Семенова - полверсты.

Кажется, все ясно. Но во вступительной статье к стихам поэта известным критиком Львом Аннинским утверждается нечто иное: