Наш Современник, 2008 № 09

Проходим, тихо переговариваясь и понимающе кивая друг другу, один зал за другим. Экскурсоводы нам не нужны: здесь всё родное, сердечно близкое, многократно виденное - но волшебство, чародейство высокого искусства в том и состоит, что к нему нельзя привыкнуть, как к домашним тапочкам. Всякий раз, погружаясь в него, как в святой источник, душа твоя восторженно замирает от совершенно нового, ранее не испытанного чувства восторга, и вихрем взвиваются в тебе полузабытые знания, образы, события, юные мечты… Ей-Богу, чтобы омолодить душу, чтобы приникнуть сердцем к родной земле, вновь и вновь восхититься её великими сынами - нет лучшего способа, чем прийти в Третьяковку! Отсюда, кстати, становится прямее и короче дорога к храму Православия.

…Мы остановились чуть передохнуть перед дверьми, ведущими в зал В. М. Васнецова. Василий Филимонович обернулся, нашёл глазами меня и поманил к себе пальцем. Он и раньше часто так делал, сопровождая сей не шибко вежливый жест чуть заметной поощрительной улыбкой. Мои бывшие коллеги расступились, пропуская меня к Шефу. "Пальчиком поманил, и мальчик послушно побежал", - обидно подумалось мне; но, право, сегодня не тот случай, чтобы затевать нелепую разборку (дескать, не те времена и т. п.). Я подошёл к нему.

- Товарищ Гусев, - снова, как и десятки лет назад, "по-сталински" обратился он ко мне. - Мне необходимо с вами переговорить. С глазу на глаз. Вы не возражаете?

Ого! Интересно! Да уж, конечно, возражать не буду. Я согласно кивнул.

- А вы, товарищи, извините, мы ненадолго покинем вас, совсем ненадолго!

Все дружно зашумели: да-да, мы подождём, разумеется! А сами наверняка думали: что бы это значило?

Шеф открыл двери. В огромном зале никого не было; прямо напротив нас несли свою бессменную вахту "Три богатыря", слева безутешно плакала Алёнушка, справа - нёсся на сером волке Иван-Царевич. "Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!" Знать, не случайно выбрал Шауро именно этот зал для нашего разговора…

Тут необходимо снова возвратиться в прошлое. С самого начала моей работы в отделе культуры закрепилась за мной репутация человека, склонного к "русофильству". Ещё бы! В друзьях-товарищах у меня ещё со времён работы в "Молодой гвардии" - чуть ли не весь секретариат Союза писателей России: Михаил Алексеев, Иван Стаднюк, Михаил Годенко, да ещё Володя Чивилихин, Миша Шевченко, Володя Фирсов и другие известные бойцы так называемой "русской партии" в советской литературе. Об этой "партии", естественно, говорилось только изустно, осторожно, в отдельных "междусобойчиках" да в беседах с коллегами-единомышленниками. При начальстве - ни-ни; однако тихая вода берега роет не менее основательно, чем бурные весенние потоки. "Русский вопрос" постоянно возникал в противовес напористому "интернационализму" с его казённым набором идеологических клише: царская Россия - тюрьма народов, православие и патриархальщина - реакционные пережитки прошлого, мешающие созиданию нового мира… И уж совсем ретроградно выглядели наши мечты о пробуждении и подъёме русского национального самосознания. Почти крамола! Шовинизмом пахнет!