Наш Современник, 2009 № 02

Застолье двигалось без задоринки и происшествий, я, по обыкновению, выпил немного, но некоторые приняли хорошо и, подзаложив, разошлись, раздухарились, впрочем в меру, и настроение у всех было прекрасное. Командир минометной роты капитан Алеха Щербинин играл на тульской трехрядке, и мы пели фронтовые песни и частушки, находясь в стадии непосредственности, от избытка чувств стучали алюминиевыми мисками и ложками по накрытой клеенкой столешнице и даже, несмотря на ограниченность места в палатке, плясали - я на Чукотке это делал впервые и своим умением, особенно же различными присядками, впечатлил всех, меня не отпускали, просили еще и еще. Повар и дневальный, прибравшись за легкой перегородкой, где размещалась кухня, ушли, и, кроме офицеров, в палатке находился и обслуживал нас - прибирал на столе, приносил посуду и под конец разогревал на плите чай - ординарец начальника штаба батальона, молоденький солдат с Украины по фамилии Хмельницкий, темноволосый, с ярким девичьим румянцем, улыбчивый, предупредительно-услужливый паренек.

Все собравшиеся офицеры, кто раньше, а большинство в настоящее время, командовали ротами, и, может, потому раза четыре в палатке под аккомпанемент тех же мисок и ложек - их намеренно не убирали со стола - оглушительно звучало:

Выпьем за тех, кто командовал ротами, Кто умирал на снегу,

Кто в Ленинград прорывался болотами, Горло ломая врагу!

Выпьем за тех, кто неделями долгими В мерзлых лежал блиндажах, Дрался на Ладоге, дрался на Волхове, Не отступал ни на шаг!…**

Выпил я меньше других и чувствовал себя отлично, хотя в конце вечера, когда спирт кончился и вынужденно перешли на чай, неожиданно случился разговор, на какое-то время испортивший мне настроение: вспоминали Германию, прекрасные послепобедные месяцы жизни.

Мое настроение было замечено, и Алешка Щербинин, чтобы развеять наступившую грусть, начал духариться, напевая веселые и озорные частушки, среди которых была и с такими словами:

* Зампострой - заместитель командира по строевой подготовке. ** Песня "Волховская застольная" (слова П. Шубина, муз. И. Любана) впервые была исполнена по радио в сентябре 1945 г.

Говорит старуха деду,

Я в Америку поеду,

Только жаль, туда дороги нет.

Эта смешная песенка понравилась не только мне, и по нашей просьбе Лехе пришлось ее повторить, и я еще подумал о ее справедливости и достоверности: до Америки, точнее до Аляски, было менее ста километров, а дороги туда действительно не было.

Расходились мы после полуночи. Я и командир второй стрелковой роты Матюшин, проваливаясь в глубоком талом снегу, вели начальника штаба под руки и крепко держали, а он, не воевавший и дня, как мы его ни уговаривали не шуметь в ночи, все время выкрикивал: "а я умирал на снегу" и при этом повисал или валился в стороны, норовя улечься в грязный тающий снег.

2. НА ДОПРОСЕ У СЛЕДОВАТЕЛЯ

А на другой день к вечеру меня вызвал прибывший из бригады следователь. Поместился он в землянке, именуемой в то время "кабинетом по изучению передовых армий мира", то есть американской и английской. Позднее на это определение обратили внимание бдительные поверяющие из штаба округа, усмотрев в слове "передовые" низкопоклонство и восхваление, командованию бригады и батальона влетело за политическую близорукость, после чего землянка стала называться "кабинетом по изучению армий вероятных противников".

Малорослый, худенький старший лейтенант с высоким выпуклым лбом над узким скуластым лицом, в меховой безрукавке и трофейных финских егерских унтах сидел за маленьким столом между двух коптилок и внимательно рассматривал меня.