О "Велесовом первенце" Кольцове Клюев вспомнит позже, как о насельнике поэтического вертограда - наравне с Пушкиным, Меем и "яровчатым Никитиным"… Но пройдёт ещё ряд лет, и для "Велесова первенца" найдутся уже совсем другие слова - слова отчуждения.
"Кольцов - тот же Венецианов: пастушок играет на свирели, красна девка идёт за водой, мужик весело ладит борону и соху; хотя от века для земледельца земля была страшным Дагоном: недаром в старину духу земли приносились человеческие жертвы. Кольцов поверил в крепостную культуру и закрепил в своих песнях не подлинно народное, а то, что подсказала ему усадьба добрых господ, для которых не было народа, а были поселяне и мужички.
Вера Кольцова - не моя вера, акромя "жаркой свечи перед иконой Божьей Матери".
…Вольнолюбивые и ещё не самостоятельные по интонации и подбору слов стихи появляются в сборниках, выпускаемых "Народным кружком", - "Волны" и "Прибой". "Народный кружок" возглавлял участник "Суриковского литературно-музыкального кружка" П. А. Травин, которому Клюев посылал эти свои первые стихотворения. Позже Иван Белоусов, близкий к "суриков-цам", вспоминал, что клюевские стихотворения предназначались также для сборника "Огни", который был изуродован цензурой и так и не вышел в свет. В частности, цензорский карандаш погулял и по стихам Клюева.
Средняя строфа и последняя строчка были вымараны, а из стихотворения "Мужик" цензор удалил четыре строфы из пяти.
К этому же времени относятся и первые стихи, в которых явятся образы волн и морской пучины. Навеяны они были и гибелью "Варяга" и "Корейца" (стихотворение "Плещут холодные волны…" о матросе молодом, "замученном братской рукою", так прямо и воспроизводит мотив знаменитой песни Я. Репнинского, посвященной "Варягу", и первая строка оттуда), и известием о восстании на броненосце "Потёмкин" и о матросских бунтах на кораблях в Балтийском море. Стихотворение "Матрос", впервые опубликованное лишь в 1919 году во втором томе "Песнослова", и по интонации, и по словарю относится именно к этому времени, - времени первых собственно стихотворных опытов.
Не только в стихах отдавался Клюев революционным порывам. Обходя Олонецкую губернию, он раздавал прокламации, произносил зажигательные речи - но и этим не ограничивались его действия, в полном смысле этого слова преступные по критериям тогдашней власти. 1 мая 1906 года жандармский ротмистр Павлов писал помощнику начальника Московского жандармского управления в Московском и Звенигородском уездах: "Из переписки с исполнителем Московского охранного отделения видно, что в минувшем году, по требованию вашему от 12 апреля 1905 года за N 771, был подвергнут обыску и привлечён к дознанию по делу о распространении среди служащих станции "Кусково" прокламаций революционного содержания некто Клюев. В данное время мною привлечён в качестве обвиняемого крестьянин Новгородской губернии Николай Клюев. Прошу сообщить, имеются ли у вас сведения о Клюеве для выяснения, не есть ли это одно и то же лицо".
Ответ Московского жандармского управления неизвестен, и, вполне возможно, речь идёт об однофамильце. Однако естественно предположить, что Клюев, бывая в Москве, не только устраивал свои стихи в печати, но и раз-
давал нелегальную литературу. О связях его в московских революционных кругах мы ничего не знаем, о своей же подпольной деятельности в Олонии Николай отчитывался в живописных подробностях в письме "Политическим ссыльным, препровождаемым в г. Каргополь Олонецкой губернии":