Наш старый добрый двор

Теперь я в госпитале. Ничего, врач все пули вытащил, говорит: долго лечить будем. Может, даже отпуск мне устроит, потому что очень меня уважает…»

Все обстояло, конечно, далеко не так, как описывал Арчил Чхиквишвили. В первом варианте письма пуль было шесть, целая автоматная очередь. Потом он передумал, написал: три. Ну а если по правде, то хватило ему и одной. Она ужалила в плечо, прожгла насквозь. От боли и страха перехватило дыхание, хотел крикнуть: «Помогите! Умираю!..» — да не смог, упал головой вперед, в холодную жидкую грязь. Хорошо, комроты рядом оказался.

Ранение было неопасным; через три недели главный врач госпиталя сказал во время обхода:

— Ну а этого пора выписать, у него все уже в абсолютном порядке…

Как хотелось возразить ему: «Слушай, дорогой, какой там порядок?! А если опять кровь потечет, кто отвечать будет?»

Но не решился рядовой Чхиквишвили сказать эти слова — больно уж суров на вид был главврач, не стоило с ним связываться.

О таких подробностях в письмах, конечно, не пишут. Пусть жена, дети и соседи тоже другое прочитают, тогда по-другому о нем подумают, уважение будут иметь…

После памятного разговора с Жорой-моряком о «руках-ногах» Ромка долго ходил с озабоченным видом, не упуская случая бросить многозначительно:

— Слушай, работу хорошую ищу. Чтобы Джулька, забурда, не ругалась, ну!..

Он перебирал в памяти все, что ему предлагали. Дядя Коля, тот хотел взять его учеником на завод.

«Нет, — думал Ромка, — на завод не пойду! Не нравится мне завод: трах-бух, шум, дым, опаздывать нельзя, зарплата у ученика маленькая, а пока научусь чего-нибудь делать, повестка из военкомата придет насчет кружки-ложки. Не, не надо завод…»

У тети Вардо был знакомый начальник пожарной охраны, она даже чуть не вышла за него замуж. Так вот этот ее усач предлагал устроить Ромку по пожарной части.

— Настоящее мужское дело! — говорил он. — Человек из вашего племянника выйдет.

«Этого мне еще не хватало! — Ромка представил себя пожарным. — Сидеть весь день в медной каске, играть в нарды и ждать, пока кто-нибудь позвонит: вай-вай, ноль-один, быстро приезжай, спасай, горим!.. Пока приедешь, там все уже сгорело или не думало гореть — просто все смеются, поздравляют с первым апреля. На черта мне это нужно?..»

У той же тети Вардо был еще один несостоявшийся жених. Тоже усатый, но не из пожарной охраны. Работал он шеф-поваром в хинкальной, открытой на правах коммерческой закусочной. Тетя Вардо не вышла за повара, потому что он был очень толстый и лицо у него похоже на помидор. Только не на тот помидор, что с грядки, а на тот, который с шашлычного шампура: и красный, и черный, и вдобавок сморщенный.

— Зачем путать розу с помидором? — говорила разборчивая тетушка Вардо[29].

Так вот этот хинкальщик тоже предлагал Ромке место своего подручного.

— Хорошая работа, сынок. Что может быть красивее, чем горячие хинкали рядом со стаканом холодного кахетинского вина? И эту красоту ты для хороших людей делаешь!

— А что, плохих в хинкальную разве не пускают?

— Ва! Какой язык имеешь? Тебе же старшие добра хотят…

«А что? — думал Ромка, вспоминая разговор с усатым помидором из хинкальной. — Стряпать, это интересно, это я люблю. А в хинкальной всегда народу много, весело. Придут ребята, Ивка придет, Минасик, выйду к ним в белом фартуке, скажу: «Аба, садитесь, сейчас сварю свежие хинкали по особому заказу, только для вас! Деньги спрячьте, какие деньги, вы что?! Я угощаю!..»

И Ромка дал согласие. Однажды утром вышел из подъезда вместе с сестрой. Дворники ожесточенно шаркали метлами по щербатым плитам тротуаров. Прислонившись спиной к фонарному столбу, сидел на тележке Жора-моряк, ждал Джульку.

— Привет! — крикнул ему Ромка. — Хинкальную на Пушкинской знаешь? Я теперь там работаю. Приезжай — угощаю!

Таран

Рассеченный пополам «мессершмитт» падал вниз, разваливаясь в воздухе на куски. Алик почувствовал, как после удара содрогнулась его машина, пошла вверх крутой свечой, а потом, замерев на мгновение, точно у нее захватило дух от этой стремительности, стала падать вслед за разбитым «мессером».

Все произошло настолько быстро, что Алик не сразу оценил происходящее. Почему-то вдруг вспомнилось, как комэск Тронов, рассказывая про утиную охоту, говорил: «Если после выстрела птица резко взмывает вверх, значит, ранена в голову, с добычей ты, значит…» Он страстный охотник, майор Тронов, с мальчишеских лет еще…

И вот только тут все стало на свои места. Комэск Тронов был страстным охотником. Был! Был, потому что его сбили десять минут назад. Сбил тот самый «мессер», что валится сейчас Грудой бесформенных обломков в задернутую туманом бездну, к невидимой с этой высоты земле.

Не принимая боя, он долго и ловко уходил от Алика, заманивал его все дальше и дальше, будто знал, что у несущегося за ним истребителя горючее на исходе. И боезапас тоже.