- Нет, такого не бывает, товарищ командир,- настойчиво уверял начальника заставы старшина Палочкин.- Здесь что-то не так.
На протяжении нескольких часов командир старший лейтенант Андропов и старшина Палочкин кропотливо изучали следы лани.
Внешне казалось все правильно. Отпечатки не противоречили физиологии движения животного.
Смущало одно: при отсутствии разгона лань не могла преодолеть второй ряд ограждения: у нее не хватило бы сил перепрыгнуть через последний ряд проволоки высотою около двух метров.
Тревожное подозрение росло у старшины. Животное не могло поступить так, как записали его движение отпечатавшиеся следы.
Типичный для бегущего животного почерк следов. Но в момент преодоления второго ряда заграждения в отпечатках движения лани, запечатленных на полосе, не чувствовалось необходимого для прыжка напряжении.
- Кто-то перешел границу под видом лани. Другого объяснения нет.
- Но как же это могло случиться? Нарушитель ведь не летает по воздуху.
- Я хорошо изучил повадки нашей лани,- объяснял Палочкин командиру.- Каждый ее след словно по сердцу прошел. А эти следы и такие, как нужно, и в то же время совсем не такие. Я думаю, нарушитель каким-то способом преодолел проволоку. А чтобы собственные следы замести, оставил вместо них следы лани. Ему и разбегаться не надо было, чтобы прыгать… Надо немедленно объявлять тревогу.
Через четыре часа в полукилометре от границы в кустах терновника были найдены аккуратно сделанные кожаные наколенники, прикреплявшиеся ремнями. Из наколенника торчало деревянное подобие ноги животного с острым сердечком копытца. Именно на эти копытца и опирался нарушитель границы, преодолевая заграждение.
Это была нелегкая штука: научиться ползать на четвереньках, имитируя походку лани острыми стрелками искусственных копыт.
- Опытный перебежчик,- сказал начальник заставы, рассматривая принесенное приспособление.- Долго, видимо, тренировался, прежде чем осмелиться на таком приборе переходить полосу.
- Все-таки наша лань помогла разобраться в его ухищрениях,- радостно отметил Палочкин.
Нарушителя поймали на следующий день. Он скрывался в расселине скалистой сопки, километрах в восьми от границы. Дальше уйти ему не удалось. Цепочка пограничников взяла нарушителя в круг. Спрятавшись меж камней, он долго отмалчивался, не желая отвечать на приказания выйти и сдать оружие.
Когда круг пограничников сузился, нарушитель начал отстреливаться. Он стрелял редко, тщательно прицеливаясь. Пули щелкали о камень, за которым скрывались пограничники, и со свистом рикошетировали в сторону. Несмотря на это, круг преследователей продолжал сужаться. Прильнув к земле, используя всякое прикрытие, пограничники по-пластунски ползли вперед.
- Открыть предупредительный огонь! - приказал начальник заставы.- Не давайте ему высунуться.
Воспользовавшись огневой завесой, четверо пограничников почти вплотную подползли к расселине, в которой скрывался нарушитель. Спрятавшись за камни, один из них крикнул:
- Руки вверх! Сопротивляться бессмысленно! Ты окружен!
Новый ливень автоматных очередей прозвучал куда убедительнее слов. Над камнями расселины поднялась фигура грязного и потного человека с поднятыми вверх руками.
- Сдаюсь! - хрипло произнес он, выбросив навстречу пограничникам тяжелый пистолет.
Из брезентового мешка, который нарушитель тщетно пытался спрятать между камнями, были извлечены крохотная рация, пачка советских денег, поддельные бланки разных советских учреждений, консервы, сигареты.
В тот же вечер нарушителя и все его нехитрое имущество под охраной вооруженных пограничников отправили на вездеходе в отряд.
Когда его, хищно озирающегося по сторонам, вывели из комендатуры, кто-то из пограничников, шедших от родника, громко сказал:
- А ведь наша лань опять приходила к роднику. Ее следы мы теперь наизусть знаем!
ПСИXОЛОГИЧЕСКИЙ БАРЬЕР ИВАНА КОПЕЙКИНА
Рядовой Иван Копейкин первый год служит в пограничных войсках.
Родился он в маленькой деревушке, недалеко от Архангельска. Деревня расположена километрах в шестидесяти от железной дороги. Может быть, потому-то вся жизнь Ивана Копейкина связана с родным селом, с заботами и интересами колхоза. Копейкин нетороплив, рассудочен, недоверчив, порой и прижимист.
А тут судьба занесла его вдруг, как говорится, на край света - в далекие Прибалхашские пустыни. Здесь летом ртуть термометра поднимается порой до пятидесяти, а зимой спускается за сорок.
Да что там температура, когда из Джунгарских ворот дует евгей - так называют ветер, летящий с юга,- приходится все забывать. Буран поднимает тучи песка и мелкого камня. Он насквозь продувает одежду, он бьет в лицо и заставляет закрывать глаза. Нужны очки-консервы. К такому сразу не привыкнешь.
Не привыкнешь и к северному ветру - его называют здесь «сайкан». Сайкан порывист и могуч. Он срывает крыши с домов и брезент с автомашин. А однажды, когда офицеры вынесли стол для учений, сайкан поднял этот стол и унес его по воздуху за несколько сот метров.