Наш Витя – фрайер. Хождение за три моря и две жены

Собственно, Витенька, возможно, покинул бы державу исхода и раньше. Но…

Несмотря на идейную образцовость родителей, убеждавших его, ещё спеленутого и с пустышкой, что другой такой страны не знают, где так вольно дышит еврей, Витенька ещё младенцем подозревал другое. А став октябрёнком-жиденком, пионером-жидом, в комсомол вступать не стал. И в училище пришёл через трудовой стаж, отработав после восьмого класса год в котельной своего музыкального училища… Напарник по смене Изя был отказником. Бывший скрипач, а вовсе не главный инженер секретного оборонного проекта, он сидел в подвале уже седьмой год. Изя стал поставщиком самиздата и какой-то странной, полубредовой информации об «отъезжантах». Без всякой надобности он сообщал, что «там» есть спрос на солдатские шинели, а у талантливого кинорежиссёра Калика, выпущенного с первой волной, «там» нет темы, потому в простое.

Изенька… Друг, неудачливый друг на долгие годы. А ещё – пример «как не надо» и смутил Витю.

Витенька не принадлежал к людям идеи.

И знать «одной лишь думы власть» ему дано не было. Да, он восторгался Солженицыным. И Горбаневской он восхищался. Даже Изей – тоже.

И вообще понимал, что человек начинается там, где готов жертвовать собой ради ближнего, который – дальний. Собой…

Но понимание вдруг кончалось и начиналось непонимание. А сыновья и жена, оставшиеся у «Исаича» в аэропорту Шереметьево? А малютка Горбаневской в коляске на Красной площади среди озверевших кагэбэшников? А сопливые, чернявые, не отмытые Изины двойняшки, которые рады случайным леденцам так, как Витины дети не радуются и шоколаду?

Нет, он был не властен над собой там, где начиналась теплая территория сыпучих дочкиных волос и острых локтей и коленок сына. Манькины большие и слабые плечи… Еврейские гены вопили в нём, что нет ничего важнее в мире, чем мишпаха, семья, ближний круг.

Подать документы на выезд? Чтобы как Изя, неслышно, невидно проводить жизнь в грязи и нищете, добывая кусок хлеба без масла для своих потомков? А потомков этих, ни в каких мечтах и замыслах не виновных, будут тоже гноить в подвалах-кочегарках?

Изя как-то жил без скрипки. А Витеньке в ту пору представить день без кларнета – значило причинить себе тупую сердечную боль. Нет, жить в отказе – не для него это было.