Лишь после смерти Мао Цзэдуна в 1976 году и похищения Шлейера в 1977-м[53]
, после силового столкновения между демократическим государством и террористическими осколками движения-68, после фильма о холокосте, вышедшего на экраны в январе 1979 года, после исламской – а отнюдь не социалистической – революции в Иране и начавшегося распада Организации Варшавского договора большинство участников протестного движения сумели приспособиться к новым условиям. Окончательное завершение их реинтеграции в нормальное общество, которая подготавливалась не один год, а от многих потребовала еще долгих плутаний, ознаменовалось публикацией статьи Йошки Фишера «По дикому Курдистану»[54]. Эта статья, напечатанная в феврале 1979 года франкфуртской городской газетой Pflasterstrand, заканчивалась вздохом облегчения: «Вопросов будет еще много: к чему ведут события? что делать? Но ответов я не знаю и больше не хочу их знать», – писал Фишер[55].Тогда же Рихард Левенталь с удовлетворением отметил, что «подавляющее большинство радикалов отвернулись от необакунинского культа насилия, который исповедовали их кумиры Мао Цзэдун и Гевара», как и от «основополагающего представления о необходимости революционного свержения демократического строя». «То, что начиналось как “долгий поход через государственные институты”[56]
, давно стало процессом интеграции бывших революционеров в общество, причем как раз через эти институты. […] Анархо-террористов, которые в развитых государствах напоминают о себе до сих пор, уже нельзя считать воплощением очередной волны разрушительного насилия: это лишь человеческий мусор, выброшенный на берег предыдущей, давно схлынувшей волной»[57]. В сущности, начиная с конца 70-х новые левые – иные быстро, иные медленно, – стали возвращаться из мира фантазий в нашу рыночную и прагматичную эру, которая определяет жизнь их детей. Нелегко объяснять собственным дочерям и сыновьям, что двигало тобой в годы молодости.Учась в 1967—68 гг. в достаточно элитарной мюнхенской Германской школе журналистики, я внутренне сочувствовал протестам, но не принимал в них активного участия. Все изменилось после моего переезда в Берлин в ноябре 1968 года. Летом 1970 года меня избрали студенческим представителем в новоучрежденный совет ИОЗ, причем в качестве кандидата от «Красных ячеек» (Rote Zellen). В первой половине 1970 года я был одним из четырех редакторов газеты Hochschulkampf («Университетская борьба»), которая вскоре сделалась боевым листком недолго просуществовавшей маоистской партии «Пролетарская левая/Партийная инициатива» (Proletarische Linke/Parteiinitiative, PL/PI); с начала 1972 года по середину 1973-го я состоял в «Красной помощи» Западного Берлина.
Растерянность и слабость государства
Гибель Бенно Онезорга
В начале 1967 года сотрудники Федеральной службы защиты конституции (Кёльн) еще не замечали рождавшегося протестного движения. Явно скучая, они держали под колпаком давно известных врагов: разрешенную Социалистическую единую партию Западного Берлина (SEW), управляемую из ГДР; Государственный секретариат по западногерманским вопросам, действовавший в «советской зоне»; участников «Пасхальных маршей»[58]
; запрещенную, но не слишком активно преследуемую КПГ, а также гамбургский ежемесячник Aktuelle Frauenpost, «руководимый коммунистами». Сотрудники спецслужб вели регулярную слежку за участниками кампании против войны во Вьетнаме; тогда эти протесты, еще не набравшие ход, контролировались старшими церковными инспекторами, левыми профсоюзами и функционерами Германского общества мира, пользовавшегося поддержкой ГДР.На противоположном конце политического спектра ФСЗК следила за праворадикальными кругами, в первую очередь – за неожиданно возникшей и вскоре окрепшей Национал-демократической партией Германии (НДПГ). В 1966–1967 гг. эта партия прошла в ландтаги земель Нижняя Саксония, Бремен, Бавария, Шлезвиг-Гольштейн и Рейнланд-Пфальц, а в 1968 году собрала 9,8 % голосов в Баден-Вюртемберге. Ее лидеры требовали защитить «национальную экономику» и, не отставая от социалистов, сетовали, что «сокращение субсидирования сельского хозяйства, отмена студенческих стипендий и рост налогов на предметы потребления угнетают “простого человека”»[59]
.В месячном отчете, который ФСЗК завершила 6 июня 1967 года, спустя четыре дня после гибели Бенно Онезорга, не содержалось ровным счетом никаких сведений о центрах кристаллизации новых левых. Демонстрация 2 июня была направлена против посещения Берлина персидским шахом, снискавшим дурную славу восточного нефтяного деспота, которого поощряют США. Распоясавшийся шахский режим бросил в тюрьмы и выдавил из страны десятки тысяч иранцев. Многие из них проживали в Германии.