Наша фантастика, №3, 2001

В «Одиссее, сыне Лаэрта» четко выделяются три основных типа повествования. От лица Одиссея преклонных лет, отстраненно смотрящего на себя самого — ребенка, юношу, взрослого человека. От лица Лаэртида — непосредственного участника сиюминутных событий, происходящих в конкретный, уже как бы канувший в Лету момент, и в то же время протекающих здесь и сейчас. И наконец, от лица всеведущих авторов, имеющих возможность оценивать и того, и другого Одиссея, а также вести повествование, выпадающее из основного хронотопа произведения. Такой подход, в отличие от рассказа только от первого лица, избранного, например, А. Валентиновым в «Диомеде», позволяет увидеть главного героя со всех сторон. Можно более свободно говорить о его портретных данных, одежде, вкусах, привычках.

Этот же прием не дает Одиссею окончательно превратиться в глазах читателя в чудовище, кровожадного и циничного монстра, деградировавшего до единственного животного инстинкта самосохранения. Мы понимаем, что он болен, что он не хотел совершать неблаговидных деяний, но не мог не обагрять руки кровью. Одиссей — такая же жертва этой бессмысленной войны, как и все прочие его товарищи. И не Лаэртидова беда, что из всей нормальной, т. е. довоенной жизни Память наиболее ярко и четко сохранила картинку его маленького рая, его Итаки, куда он стремится вернуться любой ценой.

VII. In paradisum

Но и с калужского холма

Мне открывалася она —
Даль — тридевятая земля!
Чужбина, родина моя!.

Даль, прирожденная, как боль,

Настолько родина и столь
Рок, что повсюду, через всю
Даль — всю ее с собой несу!

Даль, отдалившая мне близь,

Даль, говорящая: «Вернись
Домой!» Со всех — до горних звезд —
Меня снимающая мест!

М. И. Цветаева

Собственно, в «Одиссее» не один, а два рая — подлинный и мнимый. По пути домой Скиталец оказывается на острове лотофагов, где ему предлагают эрзац-рай. Выше уже упоминалось о тех необыкновенных и чудесных возможностях, которые давал золотой лотос тем, кто его вкушал. Путешествие в альтернативные миры, где можно исправить прошлое и скорректировать настоящее и будущее. Возможность общаться с героями иных номосов. Так, в одном из сновидений (?) Одиссей лицом к лицу сталкивается с самим Моисеем во время Исхода. Троянская война произвела разрыв в космосе, спровоцировала переплетение различных миров-номосов. Со своей стороны, Исход сопровождался точно таким же разрывом линейных пространственно-временных отношений. Может быть, эта встреча и всколыхнула в душе Лаэртида новую волну ностальгии. Ведь Моисей тоже спешил на историческую родину. Но в отличие от Одиссея ему так и не удалось вернуться в Землю обетованную.

А Странник все же вернулся. Но рай неожиданно отторгает блудного сына. Его не принимают жена, близкие, дети. Потому что Одиссей и Итака живут в различных временных плоскостях. Итака состарилась, а Лаэртид нет. Оттого и Пенелопа «узнает» мужа не в молодом Одиссее, а в пожилом Протесилае. Скиталец привез с собой весь груз пережитого — вино, которое не под силу удержать старым мехам. Тогда герой строит свой последний кенотаф. Для самого себя. История замыкается в кольцо. Одиссей хоронит прошлое: богов, войну, жертв своего гнева, Память. И, вновь обретая цельность и истинный облик, наконец-то возвращается Домой, в свой выстраданный Рай.

«Женщина открыла глаза. Это сон, подумала она. Это верный, как судьба, сон: иногда страшный, но в целом привычный. Понадобилась целая минута, чтобы понять: она уже проснулась.

— Ты вернулся, рыжий, — тихо сказала Пенелопа».

Requiem aeternam. Вечный Покой тебе, Одиссей. Ты его заслужил.

Игорь Черный

Горизонты оружия («ликбез» для фантастов и не только для них) [8]

Звенят клинки

Рубились, неловко отмахивая скованной доспехами рукой, звенели граненым лезвием по латам противника, старались ударить под мышку, метили тонко оттянутым лезвием ткнуть сквозь погнувшуюся решетку глухого забрала.

С. Логинов. Быль о сказочном звере