До Лом-Али доехать было не так-то просто – час пик, Москва стояла. Салахуддин постоянно сигналил, ругался сквозь зубы – пару раз у него даже возникало желание шмальнуть. Но он сдержал себя…
Лом-Али жил не в новой высотке, он купил себе зачетный такой коттедж на четыре человека… как он называется… таунхаус, во. Не любил почему-то Лом-Али жить в высотках и вообще в городе. Напрягал он его.
Салахуддина знали, да и машина у него была зачетная – «Порше», так что пустили. Подняли шлагбаум…
И тут у Салахуддина включилось чувство опасности…
Машину он оставил на соседней улице – подъезжать к дому не стал. На всякий случай еще раз набрал Лом-Али – не отвечает. Подумав, он вышел из машины, бросил на плечо внушительный рюкзак – там и винтовка, и магазины к ней заряженные, четыре штуки. Но с ней тоже не надо идти – достать успеет, а так…
Перелез через забор… тут тоже был дом, но хозяев не было, продавали. Протрусил к задней части двора, взглянул на зады дома Лом-Али.
Света нет ни в одном окне.
Салахуддин осмотрелся. Волчье, чеченское пробивалось в нем сквозь усвоенную цивилизованность, как дерево через асфальт.
Достал автомат. Повесил на ремень, чтобы в случае чего схватить быстро. Перелез через забор – тут уже участок Лом-Али, тут они шашлыки жарили.
И тут же, в шашлычнице Лом-Али держал запасной ключ.
Ключ почти неслышно щелкнул в двери, Салахуддин тут же вскинул автомат, луч света пробил теплый, спертый воздух дома – и сквозь этот запах, запах жилья, Салахуддин волчьим чутьем уловил другой запах, от которого волосы на всем теле встали дыбом.
Запах крови.
Держа автомат перед собой и высвечивая фонариком путь, Салахуддин пошел вперед, готовый стрелять.
Лом-Али он нашел в холле, он лежал на животе, навзничь. Свет был выключен, Лом-Али был в куртке – он не успел ее снять.
– Брат… – Салахуддин не знал, что делать… – ты чего, брат?
Он упал перед ним на колени, перевернул… на Салахуддина уставилось залитое кровью лицо. Одна пуля попала точно в глаз, все было в крови. Салахуддин, сам не зная зачем, достал платок и начал обтирать кровь с лица убитого брата.
– Брат… как же так… брат… ты чего, брат… – бессмысленно повторял он, не в силах осознать ту страшную истину, что Лом-Али мертв и они вместе уже никогда не пойдут помогать деду собирать овец или рыбачить на горной речке…
– Брат… за что… брат…
В какой-то момент взгляд его сфокусировался на чем-то, что лежало рядом… это был пистолет. Серьезный «глок», с глушителем. И он подобрал его, сам не зная зачем и не понимая, что тем самым подписывает себе двадцать лет.
Он ничего тогда не понимал.
В окнах первого этажа синим мелькнули вспышки, послышались шаги.
Кто-то торкнулся в дверь.
– Закрыто.
– Левченко, понятых давай!
– Щас…
– А ты посмотри, может, сзади открыто.
Салахуддин вскочил и бросился бежать. Пистолет он так и не бросил…
Машину он остановил на какой-то улице… пистолет лежал на сиденье, автомат – в ногах. Он какое-то время тупо сидел, смотрел на игру отсветов фар на лобовом стекле… потом достал телефон, набрал номер отца.
Телефон пропищал, он несколько секунд сидел, а потом сказал:
– Папа…
Шипение эфира.
– Папа… Лом-Али убили. Это из-за меня… это я виноват.
…
– Я плохой чеченец, папа. И плохой брат. Я всегда был таким. Но я сделаю то, что должен, папа. Ты будешь гордиться тем, что я сделал. Ты и весь тейп, все наши старики. Я поступлю как чеченец, папа. Ты будешь мной гордиться…
Салахуддин отключил телефон и тронул машину с места.
Где жил Майснер, он знал.
Майснер жил за пределами Москвы, у него был коттедж – там он жил с семьей. Коттедж был не таким, как делают сейчас – большой, за тысячу квадратных метров, из красного кирпича. Такие делали во времена девяностых, когда они стояли как замки новых феодалов на захваченной земле. Многие так и стояли – пустыми…
Но не этот.
Дядя Боря не раз приглашал его… старый еврей вообще любил молодежь и ее общество. Жарили шашлык, готовили чеченские национальные блюда, узбекские.
Разговаривали…
Вот и добазарились…
Салахуддин не знал, что он будет делать, когда подъехал к дому. Но он точно знал, что дядя Боря знает что-то. Что-то такое, за что погиб Лом-Али. За что его убили.
Подло убили. Не дав возможности защититься.
Салахуддин раскатал шапочку – получилась лыжная маска. Накрутил на свой «Вепрь» глушитель – автомат он сделал так, как на стрельбище видел, денег не пожалел – ни один чеченец не будет жалеть деньги на свое оружие. У него тут «ACOG» стоял, совершенно излишний. Но – круто, как у морской пехоты США. Как в видеоиграх.
Пора.