Наша игра

Через забор он перелезать не стал – встал на колено, прислушался. Потом едва слышно, утробно гавкнул, подражая лаю собаки.

Послышалось ответное вуф – и топот. Салахуддин прицелился…

Хлоп!

Собака визгнула и повалилась на бок, скуля.

Салахуддин подошел ближе.

Это был Том, собаку подарили Майснеру его какие-то партнеры из Америки, с Брайтон-Бич. Здоровенная дурковатая псина, гулявшая по ночам по участку.

Салахуддин прицелился и выстрелил. Том скулить перестал.

Так Салахуддин избежал первой опасности. Если бы не добивающий выстрел в голову, собака обратилась бы и укусила его.

Салахуддин пошел дальше. Интересно, есть кто в доме? Горело одно окно, он определил – кабинетное.

Как проникнуть внутрь, он знал, сзади. Там есть помещения для прислуги, но она приходящая из ближайшего полумертвого села. Сейчас они пусты.

Нажал на ручку, толкнул стволом дверь – поддалась.

Опыта у него не было за исключением стрельбища и видеоигр, но оружие у него было подходящее и дом знакомым.

Комната. Еще комната.

Лестница.

В семь-сорок он подъедет,
В семь-сорок он подъедет —
Наш старый, наш славный
Наш агицын паровоз.
Ведет с собой вагоны,
Ведет с собой вагоны,
Набитые людями,
Будто сеном воз.
Он выйдет из вагона
И двинет вдоль перрона.
На голове его роскошный котелок,
В больших глазах зеленых на восток
Горит одесский огонек.
Пусть он не из Одессы,
Пусть он не из Одессы,
Фонтаны и Пересыпь
Ждут его к себе на двор…

Дядя Боря был не просто евреем – он был русским евреем, упертым. Отказывался переехать в Израиль или США. Уперто финансировал все, что связано с изучением языка идиш, считал, что евреи не должны отказываться от своего языка и своих теперь уже европейских корней. Никогда не перечислял деньги Израилю – ни единого доллара.

Старый Борис Майснер…

Салахуддин почему-то не смог в него прицелиться. Вместо этого он шагнул в комнату с пистолетом в руке и автоматом на груди и негромко сказал:

– Борис Львович…

Майснер обернулся.

– Кто… – он был подслеповат.

– Я. Салахуддин.

…

– Лом-Али убили.

Майснер нащупал очки, водрузил на нос, всмотрелся.

– Я чаю налью?

– Давайте…

Следом за Майснером он прошел на узбекскую кухню – в коттедже были сразу три кухонных помещения, русское, еврейское и узбекское. Майснер начал заваривать чай, настоящий узбекский кок-чай, который можно сказать и чай, и пища – с топленым маслом.

Салахуддин сел на попавшийся табурет – он был для повара, в Узбекистане пищу вкушают без столов и стульев.

– Зачем тебе автомат, Салик? – спросил Майснер, колдуя над чаем. – Ты боишься старого еврея? Или как?

– Мне нужны ответы.

– Тогда задай вопрос.

– Кто убил Лом-Али?

– Не знаю.

– Кто такой Бурко?

Майснер посмотрел на Салахуддина поверх очков.

– Бурко, Салик, наш новый Иисус Христос.

Салахуддин вздрогнул. Ему показалось, что он сходит с ума… хотя вся его жизнь последних дней была полна безумия.

– Не придавай Аллаху сотоварища. В вашей религии нет такого правила?

– Есть. Но Бурко действительно новый Иисус Христос.

…

– Отложи пистолет. Возьми пиалу. И послушай, что я тебе расскажу.

…

– У меня рак, Салахуддин.

…

– Точнее, у меня был рак. Я съездил в Израиль, хотя не люблю эту страну, лег в клинику. Четвертая стадия, ничего нельзя было сделать, и это подтвердили мне три врача. Три. Бурко все сделал за сутки. Рака больше нет.

– То есть как – сделал за сутки? Что вы такое говорите?

Майснер поднял палец вверх.

– Мы прокляты, Салик. Мы прокляты верховным божеством, мы изгнаны из рая и никак не можем туда вернуться. Вечная жизнь не для нас, мы обречены жить и умирать в мучениях. И знаешь, что нас ждет там?

?

– Ничего! Ни-че-го.

Майснер сардонически захохотал. Салахуддин попытался вспомнить дуа, оберегающее от шайтанов, и не смог.

– Бурко придумал лекарство. Лекарство от всех болезней. Один укол – и все, нет больше рака. Я проверил это на себе.

Салахуддин кашлянул… горло пересохло несмотря на чай.

– Он солгал вам, Борис Львович. Это происки шайтана.

– Нет, он не солгал. Те же три врача подтвердили, что рака больше нет. Они подумали, что оборудование ошиблось, но я знаю, как было на самом деле. Мне сделали укол, и рака больше не стало. Понимаешь, не стало. Теперь можно будет лечить все что угодно – рак, СПИД, все что угодно. Все болезни! Бурко станет продавать это лекарство, и он станет богаче, чем Билл Гейтс! Влиятельнее, чем Путин и Трамп, вместе взятые! Он не дарит надежду, он дарит людям новую жизнь! Понимаешь?

– За что убили Лом-Али?

Майснер схватил руку Салахуддина.