Наша игра

– Сто пудов. С Забродиным где-то влип, потом ходу назад уже не было.

Дмитрию было не впервой иметь дело с коррупционерами, и что они говорят в таких случаях – он прекрасно знал.

– Качнем маятник?

– Ближе к ночи давай.

– Устал я…

– Если ты устал, то я как должен устать?

– Да не физически…

…

– Просто задумываешься, а вот есть ли предел у вранья, у скотства. Черпаешь, черпаешь помойку, а дна все нет и нет…

Да. Нет предела скотству.

– Больно?

– Нет.

Я соврал. Терпеть не могу болеть. Такое ощущение, что твое тело тебя предает.

– Лежи спокойно.

Запахло чем-то отвратительным.

– Что это?

– Медвежий жир.

– Где достала?

– В район ездили.

– Тебе туда ездить не стоило.

Элина промолчала.

Закончив натирать меня этим самым жиром, она принялась навязывать на меня повязку, как на старика какого-то. Потом легла рядом.

– Страшно было? – спросил я. Мы так и не говорили об этом.

– Нет.

– Честно?

– Честно. Нет.

– Молодец.

Алина помолчала, потом сказала.

– Страшно сейчас.

– Почему?

– Потому что я поверила. Поверила в то, что даже сейчас где-то может быть нормальная жизнь. Просто нормальная жизнь. А оказалось…

Да. Оказалось.

Проблема в том, что и до Катастрофы нормальная жизнь включала в себя полчища отморозков и моральных уродов. В том числе в форме.

Но есть разница. Если раньше закон защищал прежде всего их – нас он не защищал, потому что эти подонки не сильно задумывались о законе, то теперь все в равных условиях. Закон нас и раньше не защищал, а теперь он не защищает их. Перед пулей СВД или «Баррета» все равны. Оборотни в погонах в том числе.

И если они намерены отнять у нас нашу жизнь, то мы попробуем отнять жизнь у них…

– Все будет нормально, – сказал я, – я обещаю.

– Еще раз. Почему вы не сообщили в ФСБ, когда Забродин начал угрожать вам?

Беспалов, бывший глава Камбарки, смотрел в пол.

– Ну, сообщил бы я, и что?

– Что значит – что? Вы государственный служащий.

– Какое сейчас государство…

– Нормальное! Нормальное, ипать, государство. Вы, как государственный служащий, обязаны были сообщить, что вам угрожают в связи с вашей служебной деятельностью! Вы сколько раз бывали в Ижевске по службе? Что вам мешало зайти в управление ФСБ и написать заявление? Кто вам не дал этого сделать?

– И потом что? Мы же на отшибе живем, считай, в лесу. Я сам пытался разрулить. Потом Иринку украли…

Я стоял в соседней комнате и слушал. И думал. В общем-то, я прекрасно представлял себе, что происходит в вертикали власти на низовом, муниципальном и на среднем, областном, республиканском уровнях, и прекрасно знаю, что и откуда берется. Ведь подавляющее большинство высокопоставленных подонков и коррупционеров начинают именно с этого уровня и науку коррупции постигают именно на этом уровне – с продвижением наверх увеличивается только масштаб. В хищении ста тысяч и в хищении ста миллионов разница – несколько нулей, суть – одна. И начинается все именно с низа, здесь проходят первичную практику, здесь приносят клятву верности, здесь система оценивает, с кем можно работать, а с кем – нет. Опасного человека – честного, с принципами, с идеями – выявляют тоже тут и дальше идти не дают. Гнобят или уголовное дело. Я лично знал опера с БЦ «Байкал»[20], честного, – его же коллеги на пять лет в Нижний Тагил отправили. Именно за честность и подставили.

Так получилось, что я какое-то время провел в США и неплохо знал их систему. Мог сравнивать. Принципиальная разница между нами и ними в том, что у них основная тяжесть налогообложения ложится на граждан, а у нас – на бизнесы. У них мало начальных школ с федеральным финансированием (только в городах) и нет службы охраны порядка – ФБР есть, но вот повседневной полицейской работой – патрулирование, задержание, раскрытие несложных преступлений, каковых более девяноста процентов от общей массы – занимается местный шериф, которого избирают и финансируют местные. В итоге получается так, что у нас муниципалитеты зависят от трансфертов с республиканского уровня и от местных бизнесов, которых просят скинуться то на День Победы, то на ремонт школы, а в США муниципалитеты зависят только и исключительно от граждан, от избирателей и налогоплательщиков. Местные налоги больше федеральных, как подоходный, так и на жилье, но жители платят, понимая, что чем больше налогов, тем лучше школа и тем лучше служба шерифа, больше безопасности. Местные власти могут сами устанавливать уровень налоговых отчислений, но они балансируют между потребностями и возможностями налогоплательщиков. Если установить слишком низкие налоги – жители начнут переезжать туда, где лучше школы. Если слишком высокие – жители тоже будут переезжать туда, куда они смогут себе позволить. Жители, понимая, что многое зависит от них, объединяются в реально работающие комьюнити и часть работы делают сами бесплатно – например, улицы убирают или помогают шерифу. Они понимают, что чем лучше в их округе будет соотношение между налогами и качеством общественных услуг, тем больше людей захотят переехать к ним в округ, и тогда часть налогообложения они возьмут на себя и станет еще лучше.